Page 108 - В списках не значился
P. 108

бушлат, жадно дышал чистым морозным воздухом и тихо радовался, что жив.
                     Вернулся почти здоровым, только шатало от слабости. Вскипятил на толовых шашках
               целый котелок воды, вывернул туда банку тушенки, впервые с аппетитом поел и завалился
               под все свои бушлаты. Теперь он опять верил в свои силы, опять вел счет дням и ночам и
               только никак не мог сообразить, какое сегодня число.
                     Весь следующий день он чистил оружие и набивал диски. Он давно не обходил своего
               участка, давно не охотился за патрулями и готовился к вылазке, испытывая нетерпеливый и
               радостный азарт. Он был жив и по-прежнему ощущал себя хозяином притихшей под снегом
               Брестской крепости.
                     Но кроме этой основной задачи существовала задача более узкая и более личная. Он
               думал о ней, словно втайне от самого себя, словно в нарушение отданного торжественного
               приказа, будто кто-то здесь мог проверить, как он исполняет этот приказ. Но он жил  так,
               будто  высокий  поверяющий  постоянно  находился  рядом,  постоянно  контролировал  его  и
               проверял,  и  поэтому  то,  что  он  задумал,  он  задумал  как  бы  в  обход  этого  инспектора,
               задумал самовольно и уходил исполнять это тайное желание словно в самоволку от самого
               себя.
                     Он вдруг решил найти, обязательно, непременно найти свой собственный пистолет. Не
               оружие вообще, а именно тот, номер которого был записан в его удостоверении. Свое первое
               личное оружие, полученное перед строем в день окончания училища и потерянное в первой
               рукопашной. Сейчас он особенно хорошо помнил эту первую рукопашную, потому что этот
               страшный немец с выбитой нижней челюстью являлся к нему в бреду, снова тянул его за
               ногу, снова  улыбался  мертвым оскалом, а Сальников все не приходил  и не приходил, и в
               бреду  ему  казалось,  что  он  не  придет  уже  никогда  и  никогда  не  избавит  его  от  этого
               кошмара.  И,  просыпаясь  в  холодном  поту,  он  особенно  старательно  вспоминал  именно
               первый день: встречу с Сальниковым и Денищиком, первую атаку и первый бой. И то, как
               постыдно потерял он выданный лично ему пистолет.
                     Он добрался до костела без приключений, но, привычно оглянувшись, перед тем как
               исчезнуть в его пустоте, был неприятно поражен открытием, грозившим самыми тяжелыми
               последствиями. Хотя снега выпало мало, и он старался идти по кирпичам, за ним все-таки
               тянулся  след,  и  уничтожить  этот  след  он  уже  не  мог.  Уничтожить  этот  след  мог  только
               снегопад,  но  небо,  как  назло,  было  чистым.  Теперь  он  уже  не  радовался,  что  забрался  в
               костел,  но  возвращаться  было  еще  опаснее:  след  оставался  следом.  Поколебавшись,  он
               решил все же передневать в костеле и пробраться в свой каземат уже в темноте, надеясь, что
               — может быть! — к утру выпадет снег и прикроет все натоптанные им дорожки.
                     Свежий запах зимы хорошо выветрил все закоулки: он не чувствовал уже того смрада,
               что когда-то спас его, задержав немцев у входа. Правда, тогда ему дотемна пришлось сидеть
               наверху, в оконной нише: уже давно закончился парад, гости удалились, а солдат увели. Он
               пробирался по карнизу в полной тьме, чудом не сорвался, но все сошло благополучно. Тогда
               сошло, но теперь веселый, радостный снег был союзником его врагов.
                     Он все время думал об этом, с тревогой прислушиваясь к звонкой утренней тишине. В
               морозном воздухе звуки стали чище:  до него доносились и шум машин, и свежие скрипы
               снега,  и  голоса  немецких  солдат,  которые  кидались  снежками  у  трехарочных  ворот.
               Поначалу все это настораживало его, но время шло, и он постепенно все больше и больше
               приглядывался к тому, что хранил костел для него одного. И чем больше он приглядывался,
               тем все неумолимее, все плотнее обступали его тени тех, кого уже не было, кто оставался
               только в его воспоминаниях.
                     Он  сразу  нашел  окно,  через  которое  в  первый  раз  прыгал  в  костел.  Именно  это:  то,
               второе, он даже не искал. Но это окно своей первой атаки он выбрал сам, сам струсил перед
               ним, и пограничнику пришлось заплатить жизнью за эту трусость. Такое не забывается: он
               не был трусом и поэтому помнил все. Даже загустевшую кровь, которая била в него, когда
               предназначенные ему пули попадали в уже мертвого пограничника.
                     Но это было потом. Потом, а тогда он ввалился в задымленный костел, кого-то бил, в
   103   104   105   106   107   108   109   110   111   112   113