Page 55 - В списках не значился

— Завтра в костел, — сказал Плужников. — Надо сперва саперов пугнуть.
— Это мысль, лейтенант, — поддержал пограничник. — Шуранем немчуру и — к
своим.
Но шурануть саперов не удалось. Под Плужниковым осыпались кирпичи, когда он
вскочил: подвела задетая осколком нога. Он упал, и тут же прицельная очередь автомата
разнесла кирпич возле его головы.
Им так и не удалось прорваться к своим, но все же они перебежали к кольцевым
казармам на берегу Мухавца. Этот участок казался вымершим, в оконных проемах не было
видно ни своих, ни чужих. Но раздумывать было некогда, и они вскочили в ближайший
черный пролом подвала. Вскочили, прижались к стенам: немецкие сапоги протопали
поверху.
— Долго совещались, — сказал Денищик, когда все стихло.
Никто не успел ответить. В темноте клацнул затвор, и хриплый голос спросил:
— Кто? Стреляю!
— Свои! — громко сказал Плужников. — Кто тут?
— Свои? — из темноты говорили с трудом, в паузах слышалось тяжелое дыхание. —
Откуда?
— С улицы, — резко сказал Денищик. — Нашел время допрашивать: немцы наверху.
Ты где тут?
— Не подходить, стреляю! Сколько вас?
— Вот чумовой! — возмутился Сальников. — Ну, трое нас, трое. А вас?
— Один — ко мне, остальным не двигаться.
— Один иду, — сказал Плужников. — Не стреляйте. Растопырив руки, чтобы не
наткнуться в темноте, он ушел в черную глубину подвала.
— Жрать хочу, — шепотом признался Сальников. — Супцу бы сейчас.
Денищик достал плитку шоколада, отломил четвертую часть:
— Держи.
— Откуда взял?
— Одолжил, — усмехнулся пограничник,
— То-то несладкий он.
Вернулся Плужников. Сказал тихо:
— Политрук из четыреста пятьдесят пятого полка. Ноги у него перебиты, вторые сутки
лежит.
— Один?
— Товарища вчера убило. Говорит, над ним — дыра на первый этаж. А там к нашим
пробраться можно. Только рассвета ждать придется: темно очень.
— Обождем. Пожуй, лейтенант.
— Шоколад, что ли? А политруку?
— Есть и политруку.
— Пошли. Сальников, останешься наблюдать.
У противоположной стены лежал человек: они определили его по прерывистому
дыханию и тяжелому запаху крови. Присели рядом. Плужников рассказал, как дрались в
костеле, как ушли оттуда, нарвались на немцев и отлеживались потом в каменном отсеке.
— Отлеживались, значит? Молодцы, ребята: кто-то воюет, а мы — отлеживаемся?
Политрук говорил с трудом. Дыхание было коротким, и у него уже не было сил
вздохнуть полной грудью.
— Ну и перебили бы нас там, — сказал Плужников. — Пара гранат, и все дела.
— Гранат испугался?
— Глупо погибать неохота.
— Глупо? Если убил хоть одного, смерть уже оправдана. Нас двести миллионов.
Двести! Глупо, когда никого не убил.
— Там очень невыгодная позиция.