Page 60 - Завтра была война...

комнате и не пущу на похороны.
— Неужели ты сможешь сделать это, мама? — тихо спросила Искра.
— Да.-Мать твердо посмотрела ей в глаза.-Да. потому что мне небезразлично твое
будущее.
— Мое будущее! — горько усмехнулась дочь. — Ах, мама, мама! Не ты ли учила меня,
что лучшее будущее-это чистая совесть?
— Совесть перед обществом, а не…
Мать вдруг запнулась. Искра молча смотрела на нее, молча ждала, как закончится
фраза, но пауза затягивалась. Мать потушила папиросу, обняла дочь, крепко прижала к
груди.
— Ты единственное, что есть у меня, доченька. Единственное. Я плохая мать, но даже
плохие матери мечтают о том, чтобы их дети были счастливы. Оставим этот разговор: ты
умница, ты все поняла и… И иди спать. Иди, завтра у тебя очень тяжелый день.
Завтрашнего дня Искра боялась настолько, что долго не могла уснуть. Боялась не самих
похорон: отец Артема и Андрей Иванович Коваленко сделали все, что требовалось, только
не добились машины. Оформили документы, нашли место на кладбище, договорились обо
всем, но машины так и не дали…
— Ладно, — сказал Артем. — Мы на руках ее понесем.
— Далеко, — вздохнула мама.
— Ничего. Нас много.
Нет, Искра боялась не самих похорон: она боялась первого свидания со смертью.
Боялась мгновения, когда увидит мертвую Вику, боялась, что не выдержит этого, что упадет
или — еще ужаснее — разрыдается. Разрыдается до крика, до воя, потому что этот крик, этот
звериный вой глухо ворочался в ней все эти дни.
Утром за нею зашли Зиночка, Лена и Роза.
— Так надо, мама сказала, — строго пояснила Роза. — Вы девчонки еще сопливые, а
там женщина нужна.
— Спасибо, Роза, — с облегчением вздохнула Искра. — Вот ты и командуй.
— К мим пошли. Ключи у тебя? Ну, к Люберецким, чего ты на меня смотришь? Надо
же белье взять, платьице понаряднее.
— Да, да.-Искра отдала ключи.-Знаешь, я об этом и не подумала.
— Я же говорю, здесь женщина нужна.
— У нее розовое есть, — сказала Зина. — Очень красивое платьице, я всегда
завидовала.
Роза и девочки ушли к Люберецким. Искра побежала в школу: ее тревожило, что
народу будет мало, а гроб придется нести от центра до окраины, и у ребят не хватит сил. Она
собиралась поговорить с Николаем Григорьевичем, чтобы он разрешил пойти на похороны
всему их классу, а не только ближайшим друзьям: несмотря на многозначительные слова
Валентины Андроновны на том памятном собрании, никто пока директора от должности не
освобождал. Уроки к тому времени должны были бы начаться, но во дворе школы народу
было — не пробиться. Младшие бегали, орали, визжали, толкали девчонок; старшие стояли
непривычно тихо, стихийно собравшись по классам.
— Что тут происходит?
— Школа закрыта! — с восторгом сообщил какой-то пятиклассник.
Искра начала пробиваться вперед, когда дверь распахнулась и на крыльцо вышли
директор, Валентина Андроновна и несколько преподавателей. Николай Григорьевич окинул
глазами двор, поднял руку, и сразу стало тихо.
— Дети! — крикнул директор. — Сегодня не будет занятий. Младшие могут идти по
домам, а старшие… Старшие проводят в последний путь своего товарища. Трагически
погибшую ученицу девятого "Б" Викторию Люберецкую.
Не было ни криков, ни гомона: даже самые маленькие расходились чинно и
неторопливо. А старшие не тронулись с места, и в тишине ясно слышался захлебывающийся