Page 43 - А зори здесь тихие

43

согласилась петь в хоре, хотя всю жизнь мечтала о сольных партиях, длинных платьях и
всеобщем поклонении. Тут ее настигла первая любовь, а так как она привыкла все окружать
таинственностью, то вскоре весь дом был наводнен записками, письмами, слезами и
свиданиями. Зачинщице опять дали нагоняй и постарались тут же от нее избавиться,
спровадив в библиотечный техникум на повышенную стипендию.
Война застала Галю на третьем курсе, и в первый же понедельник вся их группа в
полном составе явилась в военкомат. Группу взяли, а Галю нет, потому что она не подходила
под армейские стандарты ни ростом, ни возрастом. Но Галя, не сдаваясь, упорно штурмовала
военкомат и так беззастенчиво врала, что ошалевший от бессонницы подполковник
окончательно запутался и в порядке исключения направил Галю в зенитчицы.
Осуществленная мечта всегда лишена романтики. Реальный мир оказался суровым и
жестоким и требовал не героического порыва, а неукоснительного исполнения воинских
уставов. Праздничная новизна улетучилась быстро, а будни были совсем не похожи на
Галины представления о фронте. Галя растерялась, скисла и тайком плакала по ночам. Но тут
появилась Женька, и мир снова завертелся быстро и радостно.
А не врать Галя просто не могла. Собственно, это была не ложь, а желания, выдаваемые
за действительность. И появилась на свет мама – медицинский работник, в существование
которой Галя почти поверила сама…
Времени потеряли много, и Васков сильно нервничал. Важно было поскорее уйти
отсюда, нащупать немцев, сесть им на хвост, а потом пусть себе находят убитых дозорных.
Тогда уже старшина над ними висеть будет, а не наоборот. Висеть, дергать, направлять куда
надо и… ждать. Ждать, когда наши подойдут, когда облава начнется.
Но провозились: Соню хоронили, Четвертак уговаривали, а время шло. Федот
Евграфыч пока автоматы проверил, винтовки лишние – Бричкиной и Гурвич – в укромное
место упрятал, патроны поровну поделил. Спросил у Осяниной:
– Из автомата стреляла когда?
– Из нашего только.
– Ну, держи фрицевский. Освоишь, мыслю я. – Показал ей, как управляться,
предупредил: – Длинно не стреляй, вверх задирает. Коротко жарь.
Тронулись, слава тебе… Он впереди шел, Четвертак с Комельковой – основным ядром,
а Осянина замыкала. Сторожко шли, без шума, да опять, видно, к себе больше
прислушивались, потому что чудом на немцев не нарвались. Чудом, как в сказке.
Счастье, что старшина первым их увидел. Как из-за валуна сунулся, так и увидел: двое
в упор на него, а следом – остальные. И опоздай Федот Евграфыч ровно на семь шагов –
кончилась бы на этом вся их служба. В две бы хорошие очереди кончилась.
Но семь шагов этих были с его стороны сделаны, и потому все наоборот получилось. И
отпрянуть успел, и девчатам махнуть, чтоб рассыпались, и гранату из кармана выхватить.
Хорошо, с запалом граната была: шарахнул ею из-за валуна, а когда рвануло, ударил из
автомата.
В уставе бой такой встречным называется. А характерно для него то, что противник сил
твоих не знает: разведка ты или головной дозор – ему это непонятно. И поэтому главное тут
– не дать ему опомниться.
Федот Евграфыч, понятное дело, об этом не думал. Это врублено в него было, на всю
жизнь врублено, и думал он только, что надо стрелять. А еще думал, где бойцы его:
попрятались, залегли или разбежались?
Треск стоял оглушительный, потому что били фрицы в его валун из всех активных
автоматов. Лицо ему крошкой каменной посекло, глаза пылью запорошило, и он почти что
не видел ничего: слезы ручьем текли. И утереться времени не было.
Лязгнул затвор его автомата, назад отскочив: патроны кончились. Боялся Васков этого
мгновения: на перезарядку секунды требовались, но сейчас секунды эти жизнью измерялись.
Рванутся немцы на замолчавший автомат, проскочат десяток метров, что разделяли их, и –
все тогда. Хана.