Page 228 - Два капитана

эту невероятную картину — плачущего Кораблева.— Зна­
чит, выходит, что он не виноват, а какой-то там фон.
Почему же в таком случае Николай Антоныч всегда ут­
верждал, что он руководил этим делом? Спросите у него,
сколько сухого бульона взяла с собой экспедиция,
сколько макарон, сухарей и кофе. Почему же он прежде
никогда не упоминал об этом фоне?
Кораблев вытер платком глаза, усы. Он достал из
стенного шкафчика водку, налил полстакана и тут же
немного отлил назад дрожащей рукой. Он выпил водку
и сел.
— Ладно, теперь все равно.— И он махнул рукой.—
Но как я был слеп, страшно слеп! — вдруг снова с от­
чаянием сказал он.— Я должен был убедить ее в том,
что это невозможно, невероятно, что, даже если это Ни­
колай Антоныч, все равно нельзя в неудаче такого огром­
ного дела винить одного человека. Я мог сказать, что
ты настаиваешь, что это — он, потому что ты его ненави­
дишь.
Я молча слушал Кораблева. Я всегда любил его и
привык уважать, и мне неприятно было видеть его в та­
ком жалком виде. Он сморкался, как женщина, и у него
были растрепаны волосы и усы.
— Ненавижу я его или нет,— сказал я спокойно,—
это не имеет ни малейшего отношения к делу. И я вооб­
ще не знаю, что вы хотите этим сказать. Что я настаи­
вал нарочно, то есть из подлых личных побуждений?
Кораблев молчал.
— Иван Павлыч!
Он все молчал.
— Иван Павлыч! — заорал я.— Вы думаете, что я
нарочно впутался в это дело, чтобы отомстить Николаю
Антонычу. Вот почему вы говорили, что если даже это
он, а не какой-то там фон,— все равно в неудаче такого
большого дела нельзя обвинять одного человека. Вы счи­
таете, что я во всем виноват?.. Говорите же! Да? Счи­
таете?
Кораблев молчал. У меня потемнело в глазах, и я
услышал, как сильно и медленно бьется сердце.
— Иван Павлыч,— дрожащим, но решительным голо­
сом сказал я,— теперь мне остается хоть умереть, но
доказать, что я прав. И я докажу это. Я сегодня же
пойду к Николаю Антонычу и попрошу его показать мне
8 Зак. 644 225