Page 131 - Айвенго

самую чёрную работу в этом доме. А ты сакс,отец,и хотя служитель божий, а всё-таки
свободный человек. Приятно мне слушать твою речь.
- Разве священники из саков не заходят сюда?-спросил Седрик.- Мне кажется, их долг -
утешать отверженных и угнетённых детей нашей земли.
- Нет, не заходят,- отвечала Урфрида, - а если и заходят, то предпочитают пировать за
столом своих завоевателей,а не слушать жалобы своих земляков.Так по крайней мере
говорят о них, сама-то я мало кого вижу. Вот уже десять лет, как в этом замке не бывало ни
одного священника, исключая того распутного норманна, который был здесь капелланом и
по ночам пьянствовал вместе с Реджинальдом Фрон де Бефом.Но и он давно отправился на
тот свет давать богу отчёт в своей пастырской деятельности. А ты сакс, да ещё саксонский
священник, и мне нужно задать тебе один вопрос.
- Да, я сакс,- отвечал Седрик,- но недостоин звания священника. Отпусти меня,
пожалуйста! Клянусь, что я вернусь сюда или пришлю к тебе другого духовника, более меня
достойного выслушать твою исповедь.
- Погоди ещё немного,- сказала Урфрида,- скоро голос, который ты слышишь,
замолкнет в сырой земле.Но я не хочу уходить туда без исповеди в своих грехах, как
животное. Так пусть вино даст мне силы поведать тебе все ужасы моей жизни.
Она налила себе стакан и с жадностью осушила его до дна, как бы опасаясь проронить
хоть одну каплю. Выпив вино, она подняла глаза и проговорила:
- Оно одурманивает,но ободрить уже не может.Выпей и ты, отец мой, иначе не
выдержишь и упадёшь на пол от того, что я собираюсь рассказать тебе.
Седрик охотно отказался бы от такого зловещего приглашения, но её жест выражал
такое нетерпение и отчаяние,что он уступил её просьбе и отпил большой глоток вина.
Словно успокоенная его согласием, она начала свой рассказ.
- Родилась я,- сказала она,- совсем не такой жалкой тварью, какой ты видишь меня
теперь,отец мой.Я была свободна,счастлива,уважаема,любима и сама любила. Теперь я раба,
несчастная и приниженная. Пока я была красива, я была игрушкой страстей своих хозяев, а с
тех пор как красота моя увяла, я стала предметом их ненависти и презрения. Разве
удивительно, отец мой, что я возненавидела род человеческий и больше всего то племя,
которому я была обязана такой переменой в моей судьбе? Разве хилая и сморщенная старуха,
изливающая свою злобу в бессильных проклятиях,может забыть, что когда-то она была
дочерью благородного тана Торкилстонского, перед которым трепетали тысячи вассалов?
- Ты дочь Торкиля Вольфгангера!- сказал Седрик, пятясь от неё.- Ты… ты родная дочь
благородного сакса, друга моего отца и его ратного товарища?
- Друг твоего отца!- воскликнула Урфрида.- Стало быть, передо мной Седрик, по
прозвищу Сакс, потому что у благородного Херварда Ротервудского только и был один
сын,и его имя хорошо известно среди его соплеменников.Но если точно ты Седрик из
Ротервуда, что означает твоё монашеское платье? Неужели и ты отчаялся спасти свою
родину и в стенах монастыря обрёл пристанище от притеснений?
- Всё равно, кто бы я ни был,- сказал Седрик.- Продолжай, несчастная, свой рассказ об
ужасах и преступлениях.Да, преступлениях, ибо то, что ты осталась в живых, - преступление.
- Да, я преступница,-отвечала несчастная старуха.-Страшные,чёрные, гнусные
преступления тяжким камнем давят мне грудь, их не в силах искупить даже огонь
посмертных мучений.Да,в этих самых комнатах, запятнанных чистой кровью моего отца и
моих братьев,в этом доме я жила любовницей их убийцы, рабой его прихотей, участницей
его наслаждений. Каждое моё дыхание, каждое мгновение моей жизни было преступлением.
- Несчастная женщина!- воскликнул Седрик.- В то время когда друзья твоего отца,
молясь об упокоении души его и всех его сыновей, не забывали в своих молитвах помянуть
имя убиенной Ульрики, пока все мы оплакивали умерших и чтили их память, ты жила!
Жила, чтобы заслужить наше омерзение и ненависть… Жила в союзе с подлым тираном,
умертвившим всех, кто был тебе всего ближе и дороже, с тираном, пролившим кровь
младенцев, чтобы не оставить в живых ни одного отпрыска славного и благородного рода