Page 30 - Этюды о ученых
P. 30

клина  Америки  за  93  дня  он  совершает  «марш-бросок»  к  южному  клину  Африки,  в
               Кейптаун. Он увидел старых добрых знакомых – английских офицеров – и не сразу понял их
               странное  поведение  буквально  с  первых  минут  встречи.  Он  не  знал,  что  временное
               сближение  России  с  Наполеоном  превратило  бывших  союзников  в  соперников,  что  он
               пленён, не захвачен, а пленён как бы добровольно, – от этого обида ещё горше. Пока шла в
               далёкий Лондон дипломатическая почта с объяснениями и разъяснениями, у Головнина было
               время  подумать.  Он  решил  бежать.  Англичане  позволили  русским  морякам  оставаться  на
               судне,  но  запретили  выходить  из  бухты.  Корабли  англичан  стояли  рядом  –  целая  эскадра
               вокруг  «Дианы».  Впрочем,  куда  могли  уйти  русские?  Ведь  на  шлюпе  оставался
               минимальный запас продовольствия и воды. И всё-таки Головнин решил бежать. Ночью тихо
               перерезали якорные канаты, мгновенно подняли паруса и ушли в открытый океан.
                     Плавание  на  «Диане»  было  воистину  роковым:  из  плена  английского  Головнин
               попадает  в  плен  японский.  И  опять-таки  этот  второй  плен  –  результат  отсутствия
               информации: откуда мог знать капитан «Дианы» о крайнем  раздражении японцев в связи с
               конфликтом,  возникшим  из-за  самовольных,  неблаговидных  действий  русских  капитанов
               Хвостова и Давыдова?
                     И  вот  снова  хочется  вспомнить  добрую  русскую  пословицу:  не  было  бы  счастья,  да
               несчастье помогло. Долгий японский плен позволил Головнину изучить быт и нравы страны,
               миру почти совершенно неизвестной. Вернувшись в Петербург, он издаёт «Записки флота
               капитана  Головнина  о  приключениях  в  плену  у  японцев  в  1811,  1812  и  1813  годах  с
               приобщением  замечаний  его  о  японском  государстве  и  народе».  Эта  книга  совершенно
               уникальна. Ею зачитывались так, словно автор побывал на Марсе. Впрочем, Марс – далеко, а
               неизвестная, ни на какую другую страну не похожая Япония – соседка России.
                     «Записки» Головнина – труд не только научный, географический, но и политический:
               пребывание в плену и освобождение его из плена во многом определило дальнейший ход
               русско-японских отношений. Наконец, эта книга – прекрасная литература: Головнин проявил
               незаурядные  писательские  способности.  Понятно  теперь,  что  после  выхода  «Записок»  он
               становится человеком весьма популярным, избирается почётным членом Вольного общества
               любителей российской словесности, членом-корреспондентом Академии наук, осуществляет
               наконец главную мечту – кругосветное плавание. Если назначение на «Диану» – проявление
               доверия к молодости, то назначение на «Камчатку» – признание бесспорных заслуг зрелости.
                     Нельзя в нескольких строках описать кругосветное путешествие, которое длилось два
               года и десять дней. О каждом таком дне можно было бы написать по рассказу.
                     Скажем только: он совершил то, к чему стремился так долго. Он воспитал прекрасных
               моряков, имена которых навечно вписаны в карты мира: Литке, Врангель. Долгие годы сама
               личность его была примером для  всех русских мореплавателей. Вот как описывает своего
               наставника Федор Петрович Литке: «В его глазах все были равны… Ни малейшего ни с кем
               сближения…  Все  его  очень  боялись,  но  вместе  и  уважали,  за  чувство  долга,  честность  и
               благородство…  Его  система  была  думать  только  о  существе  дела,  не  обращая  никакого
               внимания  на  наружность…  Щегольства  у  нас  никакого  не  было  ни  в  вооружении,  ни  в
               работах, но люди знали отлично своё дело, все марсовые были в то же время и рулевыми,
               менялись через склянку и все воротились домой здоровее, чем пошли… Я думаю, что наша
               «Камчатка» представляла в этом отношении странный контраст не только с позднейшими
               николаевскими  судами,  но  даже  с  современными  своими.  После  того,  что  я  сказал  о
               характере  нашего  капитана,  излишне  упоминать,  что  на  «Качатке»  соблюдалась  строгая
               дисциплина. Капитан первый показал пример строгого соблюдения своих обязанностей. Ни
               малейшего послабления ни себе, ни другим. В море он никогда не раздевался. Мне случалось
               даже  на  якоре,  приходя  рано  утром  за  приказаниями,  находить  его  спящим  в  креслах,  в
               полном одеянии».
                     Последние  годы  жизни,  изрядно  подпорченные  стычками  с  высокопоставленными
               чиновниками  от  флота,  провёл  Василий  Михайлович  в  Петербурге.  В  бытность  свою
               генерал-интендантом флота, много сил отдал он строительству новых военных кораблей. На
   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35