Page 31 - Этюды о ученых

верфях, находящихся в его распоряжении, за семь лет было построено 26 линейных
кораблей, 26 фрегатов и другие суда. В декабре 1830 года Головнин был произведён в вице-
адмиралы.
Он работал буквально до последнего дня. 29 июня 1831 года, несмотря на то, что вся
петербургская жизнь была парализована страшной эпидемией холеры – многие бежали из
столицы или сидели, запершись дома, – он отправился на службу. Когда его привезли домой,
он не мог встать. Умер в тот же день.

Вильям Гарвей:
«КРОВЬ РАЗНОСИТ ВСЮДУ ТЕПЛОТУ И ЖИЗНЬ»

Весть истины, которые сегодня, с высот наших знаний, кажутся совершенно
очевидными, и трудно предположить даже, что было время, когда люди не знали их, а
обнаружив, ещё спорили о чём-то. Одна из таких истин – большой круг кровообращения в
живых организмах – рождалась особенно мучительно и трудно. Нам кажется нынче
смешным, что в течение полутора тысяч лет господства культа Галена в медицине, очевидно,
самого долгого и реакционного культа в истории науки, люди считали, будто артериальная и
венозная кровь – жидкости суть разные и коль первая «разносит движение, тепло и жизнь»,
то вторая призвана «питать органы».
А смешного здесь куда меньше, чем страшного. Инакомыслящие были нетерпимы.
Мигель Сервет, замахнувшийся на догмы Галена, поплатился жизнью, и лишь три
экземпляра его книги не попали в протестантский костёр, который испепелил в Женеве её
автора. Поистине семь кругов ада прошли те, кто пришёл к кругу кровообращения. Их было
несколько, этих мужественных первопроходцев, которым люди поставили памятники: в
Мадриде – Мигелю Сервету, в Болонье – Карло Руини, в Пизе – Андреа Чезальпино, в
Англии – Вильяму Гарвею – тому, кто поставил последнюю точку.
Он родился 1 апреля 1578 года в Фолкстоуне, в семье преуспевающего купца. Старший
сын и главный наследник, он в отличие от братьев был равнодушен к ценам на шёлк и
тяготился беседами с капитанами зафрахтованных шхун. Вильям с радостью поменял «дело»
сначала на узкую скамью Кентерберийского колледжа, а затем на долгие годы добровольно
заточил себя под своды Кембриджа. В 20 лет, обременённый всеми «истинами»
натурфилософии и средневековой логики, став человеком весьма образованным, он ничего
ещё не умеет. Его влекут науки естественные; интуитивно чувствует он, что именно в них
найдёт простор своему острому уму. По обычаю школяров того времени Гарвей
отправляется в пятилетнее путешествие, надеясь в дальних странах укрепиться в смутном и
робком тяготении к медицине. Он уезжает во Францию, потом в Германию, потом надолго
остаётся в Падуе, зачарованный лекциями знаменитого анатома Фабрицио д'Аквапенденте.
Он жадно проглатывает массу книг и в эти итальянские годы словно пропитывается
медициной, до конца уверовав в своё призвание.
В Лондоне с дипломами Падуанского и Кембриджского университетов Гарвей быстро
становится модным лекарем; уже через два года включён он в коллегию лондонских врачей,
получает пост главного медика госпиталя святого Варфоломея и женится весьма выгодно на
дочери известного врача Ланселота Броуна. Он вовсю практикует в знатнейших семействах
Англии, а дружба с Фрэнсисом Бэконом помогает ему получить место «чрезвычайного
врача» короля Якова I. Благосклонность к Гарвею наследует и молодой Карл I. Королевский
медик – этот маленький человек с длинными иссиня-чёрными волосами и смуглым, словно
навсегда загоревшим лицом – делает прекрасную карьеру; и никто не знает, что в его
лаборатории уже двадцать лет тяжело, медленно, но неотвратимо вызревает открытие,