Page 54 - Этюды о ученых

На последнем заседании исполнительного комитета «Народной воли» всё было решено
окончательно, люди точно распределены по местам. Николай Рысаков прохаживался у
Екатерининского сквера. Неподалёку, по Невскому, гулял Игнатий Гриневецкий. У
Итальянской – Иван Емельянов и Тимофей Михайлов. Именно «прохаживались», «гуляли»,
внешне беспечные и праздные и страшно напряжённые внутри, напряжённые до ощущения
каждой мышцы тела. Внезапное появление двух сигнальщиков стройную эту систему
поломало: царь проехал по другой улице. Но и такой вариант они тоже предусмотрели.
Гриневецкий и Рысаков – метатели, именно у них были бомбы – поспешили на набережную
к Михайловскому дворцу и тут увидели на Театральном мосту Софью Перовскую. Это
означало: «Всё идёт по плану, царь выехал из Михайловского манежа». Они ждали его, и
всё-таки императорский кортеж появился неожиданно. Что почувствовали они в эту минуту,
глядя на двух казаков впереди, на дорогой экипаж в окружении конников? Ведь
приближалась не карета, не Александр II, не конвой телохранителей – приближалась смерть.
Их смерть. Никто не мог думать тогда о продолжении своей жизни. Явись такая мысль, и
Рысаков не рванулся бы вперёд, и не было бы у него сил швырнуть бомбу.
Ударил, расколов серое, пасмурное небо, страшный взрыв.
Рысаков метнулся в сторону, побежал, но был тут же схвачен солдатами. Быстро
выпрыгнув из кареты, Александр уже шёл к нему.
– Кто таков? – резко спросил он. Император был бледен, но сохранял самообладание.
– Мещанин Николай Рысаков, – ответил тот. Сбегался народ:
– Государь! Государь! Как государь?
– Слава богу, – бросил Александр, уже шагая к экипажу.
– Ещё слава ли богу? – высоким, срывающимся от волнения голосом зло и громко
крикнул Рысаков.
Как уж это случилось, но в сумбуре стихийно образовавшейся толпы Гриневецкий
сумел подойти к императору почти вплотную и бомбу, которую он выхватил из-под пальто,
швырнул он прямо себе под ноги. Последнее, что мог увидеть Гриневецкий, – изломанную в
каком-то диком ракурсе фигуру Александра у чугунной решётки…
Кибальчич непосредственного участия в покушении не принимал и в момент взрыва
находился в тайной квартире народовольцев на Тележной улице. Арестован он был много
позднее, 17 марта, на Лиговском проспекте, неподалёку от своего дома. Следствию не
составило большого труда причислить его к списку особо опасных преступников: он и не
отрицал, что бомба, которой был убит царь, сделана его руками…
Николай Иванович Кибальчич родился в местечке Короп Кролевецкого уезда
Черниговской губернии в 1853 году и, пользуясь привилегиями сына священника, поначалу
учился в Новгород-Северской духовной семинарии, а затем перешёл в гимназию: духовный
сан не прельщал подростка. 19 сентября 1871 года он был зачислен на первый курс
петербургского Института инженеров путей сообщения. Но и инженером Кибальчич стать не
захотел и с третьего курса уволился. В 1873 году был зачислен студентом Медико-
хирургической академии. Ни инженером, ни врачом стать ему было не суждено. Не был он
ещё и революционером, когда поехал на каникулы летом 1875 года к брату под Киев. Там-то
и дал он прочитать одному крестьянину крамольную сказку «О четырёх братьях». Книжечка
попала к властям, завели дело, начали распутывать нитку: кто? Откуда? Уже и каникулы
кончились, и Николай Иванович вернулся в институт, когда дотянулась эта нитка, зацепила
петелькой его петербургскую квартиру.
Кибальчич был приговорён к месячному тюремному заключению. Приговор можно
было бы считать весьма мягким, если бы не… дата, стоящая под приговором: 1 мая 1878
года. Два года и восемь месяцев Кибальчич просто сидел в тюрьме, никто его не судил, ни к
какому наказанию не приговаривал. В тюремную камеру вошёл либерал-вольнодумец, а
вышел из неё революционер. Он сам находит связь с «Народной волей», сам предлагает
изготовлять мины и бомбы для совершения тёр рористических актов. Он понимает, что для
выполнения столь ответственных задач недостаточно знаний, полученных в институте. «Я