Page 97 - Этюды о ученых
P. 97

новое.
                     Пифагор  не  записал  своего  учения.  Оно  известно  лишь  в  пересказах  Аристотеля  и
               Платона. Гераклит утверждал, что Пифагор ученее всех современников, хотя и считал, что в
               гении его есть «худое искусство – магия», противная богам. «Они признали математические
               начала  за  начала  всего  существующего», –  пояснял  Аристотель.  Чётные  числа,  например,
               допускавшие  раздвоение,  казались  пифагорейцам  более  разумными,  олицетворяли  некое
               положительное  явление.  Так  число  получало  характер,  теряло  вечное  абстрактное  начало,
               как  теряют  абстракцию  числа  2  или  5  в  классном  журнале  для  школьника,  выводящего
               мелом  «пифагоровы  штаны».  Число  4,  например,  олицетворяло  у  пифагорейцев  здоровье,
               гармонию,  разумность,  мистика  цифр  оказалась  очень  живучей  и  дожила  до  наших  дней.
               Много  веков  спустя  после  смерти  Пифагора  церковники  «изобрели»  «чёртову  дюжину»,
               объявили  12  знаком  счастья  и  нарекли  666  «числом  зверя».  Числа  6  и  28  считались
               совершенными,  поскольку  были  равны  сумме  своих  собственных  делителей  (6=1+2+3;
               28=1+2+4+7+14). Когда Пифагора спросили, кого можно считать другом, он ответил, – числа
               220  и  284,  каждое  из  которых  равно  сумме  делителей  другого.  Но  в  преклонении  перед
               гармонией цифр, перед незыблемостью математической логики было и великое откровение,
               которое  Гегель  называл  смелостью,  о  котором  писал  Энгельс:  «Подобно  тому  как  число
               подчинено  определённым  законам,  так  подчинена  им  и  вселенная;  этим  впервые
               высказывается мысль о закономерности вселенной».
                     Пифагор  изучал  акустику.  Он  нашёл,  что  все  музыкальные  интервалы  подчинены
               простейшим  рациональным  числовым отношениям.  Он  изучал  астрономию,  считал  Землю
               шаром, первым вывел наклон эклиптики и планетных орбит и построил свою систему мира,
               опять-таки  отражающую,  по  его  мнению,  великую  гармонию  чисел.  Он  даже  душу
               математизировал,  утверждая,  что  «душа  –  солнечные  пылинки».  В.  И.  Ленин  помечает  в
               скобках в своих «Философских тетрадях»:  «(=пылинка, атом)»  – и рядом пишет на полях:
               «Пифагорейцы: догадки, фантазии о сходстве макрокосма и микрокосма».
                     Итак,  при  всех  издержках  у  знаменитого  философа  из  Кротона  –  кстати,  первого
               философа,  который  назвал  себя  философом, –  немало  великих  догадок  и  фантазий.  Вот
               почему люди помнят его уже  две с половиной тысячи лет. Вот почему среди знаменитых
               олимпийских чемпионов он, мне кажется, долго останется самым знаменитым, потому что
               ему выпало счастье победить всесильного соперника – время.



                                                     Блез Паскаль:
                                  «Я ХОТЕЛ ОТКРЫТЬ ВЕЧНЫЕ ЗАКОНЫ…»



                     Паскаль  –  это  Гоголь  в  науке.  Та  же  безмерная  талантливость,  необыкновенная
               творческая щедрость и тот же духовней надлом, мистические кошмары, яд которых отравлял
               мозг, то же перечёркивание самого себя, которого не мог вынести его гений. Жизнь этого
               француза – одна из самых ярких и трагических биографий в истории естествознания. Ещё в
               детстве,  когда  он  был  совсем  маленьким,  поразила  его  непонятная  нервная  болезнь.  По
               описаниям можно предположить, что он был укушен бешеной собакой: мальчик панически
               боялся  воды,  бился  в  судорогах,  наконец  затих  совершенно  бесчувственный  и  казался
               мёртвым. Если так, непонятно, как он выжил. А он выжил и довольно скоро оправился от
               недуга. В 4 года он лишился матери и был, по существу, предоставлен самому себе в выборе
               игр  и  занятий.  Иногда  отец  его  –  президент  овернской  палаты  сборов  и  налогов  –
               рассказывал  сыну  о  разных  диковинных  вещах:  о  порохе,  о  грозе,  об  увеличительных
               стёклах. Отец хотел развить в нём ум, а не память и никогда не требовал ничего заучивать.
               Влез не утратил великий дар детства – способность удивляться – очень долго. Однажды за
   92   93   94   95   96   97   98   99   100   101   102