Page 94 - Бегущая по волнам

– Здорово, друг Товаль. Не ожидала вас встретить! – сказала Дэзи. – Вы что же здесь
делаете?
– Я ожидаю хозяев, – ответил Товаль очень удачно, в то время как Дэзи, поправляя под
подбородком ленту дорожной шляпы, осматривалась, стоя в небольшой гостиной. Ее
быстрые глаза подметили все: ковер, лакированный резной дуб, камин и тщательно
подобранные картины в ореховых и малахитовых рамах. Среди них была картина Гуэро,
изображающая двух собак: одна лежит спокойно, уткнув морду в лапы, смотря
человеческими глазами; другая, встав, вся устремлена на невидимое явление.
– Хозяев нет, – произнесла Дэзи, подойдя и рассматривая картину, – хозяев нет. Эта
собака сейчас лайнет. Она пустит лай. Хорошая картина, друг Товаль! Может быть, собака
видит врага?
– Или хозяина, – сказал я.
– Пожалуй, что она залает приветливо. Что же нам делать?
– Для вас приготовлены комнаты, – ответил Товаль, худое, острое лицо которого, с
большими снисходительными глазами, рассеклось загадочной улыбкой. – Что касается
судьи, то он, кажется, здесь.
– То есть Адам Корнер? Ты говорил, что так зовут этого человека. – Дэзи посмотрела
на меня, чтобы я объяснил, как это судья здесь, в то время как его нет.
– Товаль хочет, вероятно, сказать, что Корнер скоро приедет.
Мне при этом ответе пришлось сильно закусить губу, отчего вышло вроде: «ычет,
ыроятно, ызать, чьо, ырнер оро рыедет».
– Ты что-то ешь? – сказала моя жена, заглядывая мне в лицо. – Нет, я ничего не
понимаю. Вы мне не ответили, Товаль, зачем вы здесь оказались, а вас очень приятно
встретить. Зачем вы хотите меня в чем-то запутать?
– Но, Дэзи, – умоляюще вздохнул Товаль, – чем же я виноват, что судья – здесь?
Она живо повернулась к нему гневным движением, еще не успевшим передаться
взгляду, но тотчас рассмеялась.
– Вы думаете, что я дурочка? – поставила она вопрос прямо. – Если судья здесь и так
вежлив, что послал вас рассказывать о себе таинственные истории, то будьте добры ему
передать, что мы – тоже, (может быть) , – здесь!
Как ни хороша была эта игра, наступил момент объяснить дело.
– Дэзи, – сказал я, взяв ее за руку, – оглянись и знай, что ты у себя. Я хотел тебя еще
немного помучить, но ты уже волнуешься, а потому благодари Товаля за его заботы. Я
только купил; Товаль потратил множество своего занятого времени на все внутреннее
устройство. Судья действительно здесь, и этот судья – ты. Тебе судить, хорошо ли вышло.
Пока я объяснял, Дэзи смотрела на меня, на Товаля, на Товаля и на меня.
– Поклянись, – сказала она, побледнев от радости, – поклянись страшной морской
клятвой, что это… Ах, как глупо! Конечно же, в глазах у каждого из вас сразу по одному
дому! И я-то и есть судья?! Да будь он грязным сараем..
Она бросилась ко мне и вымазала меня слезами восторга. Тому же подвергся Товаль,
старавшийся не потерять своего снисходительного, саркастического, потустороннего
экспансии вида. Потом начался осмотр, и когда он, наконец, кончился, в глазах Дэзи
переливались все вещи, перспективы, цветы, окна и занавеси, как это бывает на влажной
поверхности мыльного пузыря. Она сказала:
– Не кажется ли тебе, что все вдруг может исчезнуть?
– Никогда!
– Ну, а у меня жалкий характер; как что-нибудь очень хорошо, так немедленно
начинаю бояться, что у меня отнимут, испортят, что мне не будет уже хорошо…
У каждого человека – не часто, не искусственно, но само собой, и только в день очень
хороший, среди других, просто хороших дней наступает потребность оглянуться, даже
побыть тем, каким был когда-то. Она сродни перебиранию старых писем. Такое состояние
возникло однажды у Дэзи и у меня по поводу ее желтого платья с коричневой бахромой,