Page 93 - Бегущая по волнам

что дало несколько тысяч, весьма помогших осуществить наше желание. Зная, что все
истрачу, я купил в Леге, неподалеку от Сан-Риоля, одноэтажный каменный дом с садом и
свободным земельным участком, впоследствии засаженным фруктовыми деревьями. Я
составил точный план внутреннего устройства дома, приняв в расчет все мелочи уюта и
первого впечатления, какое должны произвести комнаты на входящего в них человека, и
поручил устроить это моему приятелю Товалю, вкус которого, его уменье заставить вещи
говорить знал еще с того времени, когда Товаль имел собственный дом. Он скоро понял
меня, – тотчас, как увидел мою Дэзи. От нее была скрыта эта затея, и вот мы отправились в
путешествие, продолжавшееся два года.
Для Дэзи, всегда полной своим внутренним миром и очень застенчивой, несмотря на ее
внешнюю смелость, было мучением высиживать в обществе целые часы или принимать,
поэтому она скоро устала от таких центров кипучей общественности, как Париж, Лондон,
Милан, Рим, и часто жаловалась на потерянное, по ее выражению, время. Иногда, сказав что-
нибудь, она вдруг сконфуженно умолкала, единственно потому, что обращала на себя
внимание. Скоро подметив это, я ограничил наше общество – хотя оно и менялось – такими
людьми, при которых можно было говорить или не говорить, как этого хочется. Но и тогда
способность Дэзи переноситься в чужие ощущения все же вызывала у нее стесненный вздох.
Она любила приходить сама и только тогда, когда ей хотелось самой.
Но лучшим ее развлечением было ходить со мной по улицам, рассматривая дома. Она
любила архитектуру и понимала в ней толк. Ее трогали старинные стены, с рвами и
деревьями вокруг них; какие-нибудь цветущие уголки среди запустения умершей эпохи, или
чистенькие, новенькие домики, с бессознательной грацией соразмерности всех частей, что
встречается крайне редко. Она могла залюбоваться фронтоном; запертой глухой дверью
среди жасминной заросли; мостом, где башни и арки отмечены над быстрой водой глухими
углами теней; могла она тщательно оценить дворец и подметить стиль в хижине. По всему
этому я вспомнил о доме в Леге с затаенным коварством.
Когда мы вернулись в Сан-Риоль, то остановились в гостинице, а на третий день я
предложил Дэзи съездить в Леге посмотреть водопады. Всегда согласная, что бы я ей ни
предложил, она немедленно согласилась и по своему обыкновению не спала до двух часов,
все размышляя о поездке. Решив что-нибудь, она загоралась и уже не могла успокоиться,
пока не приведет задуманное в исполнение. Утром мы были в Леге и от станции проехали на
лошадях к нашему дому, о котором я сказал ей, что здесь мы остановимся на два дня, так как
этот дом принадлежит местному судье, моему знакомому.
На ее лице появилось так хорошо мне известное стесненное и любопытное выражение,
какое бывало всегда при посещении неизвестных людей. Я сделал вид, что рассеян и
немного устал.
– Какой славный дом! – сказала Дэзи. – И он стоит совсем отдельно; сад, честное слово,
заслуживает внимания! Хороший человек этот судья. – Таковы были ее заключения от
предметов к людям.
– Судья как судья, – ответил я. – Может быть, он и великолепен, но что ты нашла
хорошего, милая Дэзи, в этом квадрате с двумя верандами?
Она не всегда умела выразить, что хотела, поэтому лишь соединила свои впечатления с
моим вопросом одной из улыбок, которая отчетливо говорила: «Притворство – грех. Ведь ты
видишь простую чистоту линий, лишающую строение тяжести, и зеленую черепицу, и белые
стены с прозрачными, как синяя вода, стеклами; эти широкие ступени, по которым можно
сходить медленно, задумавшись, к огромным стволам, под тень высокой листвы, где в
просветах солнцем и тенью нанесены вверх яркие и пылкие цветы удачно расположенных
клумб. Здесь чувствуешь себя погруженным в столпившуюся у дома природу, которая,
разумно и спокойно теснясь, образует одно целое с передним и боковым фасадами. Зачем же,
милый мой, эти лишние слова, каким ты не веришь сам?» Вслух Дэзи сказала:
– Очень здесь хорошо – так, что наступает на сердце. Нас встретил Товаль, вышедший
из глубины дома.