Page 37 - Белый пароход

некогда соленого озера. Соль да мокрота болотистая выступают из недр такыра и по сей день.
Каждую весну соленая равнина эта просыпалась — заболачивалась, размякала, становясь
труднопроходимой, а к лету покрывалась белым жестким налетом соли и затвердевала, как
камень, до следующей весны. О том, что некогда существовало здесь обширное соленое озеро,
Казангап рассказывал со слов геолога по сарозекам Елизарова, с которым впоследствии Буран-
ный Едигей крепко сдружился. Умный был человек.
А Едигей, тогда еще не Буранный Едигей, а просто случайно встретившийся местному путейцу
аральский казах, раненый фронтовик с неустроенной жизнью, доверившись Казангапу,
направлялся с женой в поис-ках работы и пристанища на неведомый разъезд Боранлы-
Буранный, не предполагая, что останется там на всю жизнь.
Великие, безбрежные пространства недолговременно зеленеющих по весне сарозеков
оглушили Едигея. Вокруг Аральского моря тоже много степей и равнин, чего стоит одно Усть-
Уртское плато, но такое пустын-ное раздолье видеть доводилось впервые. И как потом понял
Едигей, только тот мог остаться один на один с безмолвием сарозеков, кто способен был
соразмерить величие пустыни с собственным духом. Да, сарозеки велики, но живая мысль
человека объемлет и это. Мудр был Елизаров, умел объяснить то, что подспудно вызревало в
смутных догадках.
Кто знает, как почувствовали бы себя Едигей и Укубала по мере углубления в сарозеки, если
бы не Казангап, уверенно шагавший впереди, ведя на поводу верблюда. Едигей же ехал верхом
среди разной поклажи. Конечно, Укубале полагалось ехать верхом, а не ему. Но Казангап и
особенно сама Укубала упро-сили, почти заставили Едигея взгромоздиться на верблюда: «Мы
здоровые люди, а тебе надо пока силы поберечь, не спорь, не задерживай, путь далек
впереди…» Верблюд был молодой, еще слабоватый для больших нагрузок, поэтому двое шагали
рядом, а третий ехал верхом. Это на нынешнем едигеевском Каранаре спокойно устроились бы
все трое и гораздо быстрее, за три с половиной — четыре часа резвого трота, прибыли бы на
место. А они добрались тогда до Боранлы-Буранного лишь поздно ночью.
Но путь тот в разговорах да в разглядывании незнакомых мест прошел незаметно. Казангап
рассказы-вал по дороге о здешнем житье-бытье — рассказывал о том, как попал сюда, в
сарозекские края, на желез-ную дорогу. Лет-то ему было не так много, оказывается, тридцать
шестой пошел в том году, перед оконча-нием войны. Родом он был из приаральских казахов. Его
аул Бешагач отстоял от Жангельди в тридцати километрах по побережью. И хотя давно уже
Казангап уехал оттуда, с тех пор прошло много лет, он ни разу не наведался в свой Бешагач.
Были на то причины. Отца его, оказывается, выслали по ликвидации кулачества как класса, и
тот вскоре умер в пути, возвращаясь из ссылки, когда выяснилось, что никакой он не кулак, что
попал он под перегиб и что напрасно, а точнее говоря, ошибочно обошлись столь круто с такими
середняками-хозяевами, как он. Дали отбой, но было уже поздно. Семья
— братья, сестры — раз-брелись тем временем кто куда, лишь бы с глаз подальше. И с тех
пор как в воду канули. Казангапа, тогда молодого парня, особо ретивые активисты все
принуждали выступать на собрании с осуждением отца, чтобы он сказал принародно, что горячо
поддерживает линию, что отец его был правильно осужден как чуждый элемент, что он
отрекается от такого отца и что таким, как его отец, классовым врагам нет места на земле и
повсюду им должна быть непременная гибель.
Пришлось Казангапу податься в очень дальние края, чтобы избежать того позора. Целых
шесть лет проработал он в Бетпак-Дале — в Голодной степи под Самаркандом. Землю ту, веками
нетронутую, начи-нали тогда осваивать под хлопковые плантации. Люди нужны были позарез.
Жили в бараках, рыли кана-вы. Землекопом был, трактористом был, бригадиром был, грамоту
почетную получил Казангап за ударный труд. Там и женился. В Голодную степь тянулись тогда