Page 39 - Белый пароход

— В том-то и дело. Добро отберут у тебя — не пропадешь, выживешь. А душа останется
потоп-танной, этого ничем не загладишь…
Но в тот день, когда они держали путь по сарозекам из Кумбеля в Боранлы-Буранный, до этих
разговоров было еще очень далеко. И еще никто не знал, как и чем кончится прибытие их на
разъезд Боранлы-Буранный, много ли там сумеют они продержаться, приживутся ли или пойдут
дальше по свету. Попросту речь шла о житье-бытье, и в разговоре Едигей поинтересовался, как
получилось, что Казангап на фронт не попал, или болезнь какая нашлась?
— Нет, слава богу, здоровый я, — отвечал Казангап, — никаких болезней у меня не было, и
воевал бы я, думаю, не хуже других. Тут вышло все по-другому…
После того как не решился Казангап возвращаться в Бешагач, застряли они на станции Кум-
бель, деваться было некуда. Снова в Голодную степь — далеко слишком, да и с какой стати, не
стоило тогда уезжать оттуда. На Арал опять же раздумали. А начальник станции, добрая душа,
приметил их, сердечных, и, расспросив, откуда они и чем собираются заниматься, посадил Ка-
зангапа и Букей на проходящий товарняк до разъезда Боранлы-Буранный. Там, сказал он, нужны
люди, вот вы как раз подходящая пара. Записку написал начальнику разъезда. И не ошибся. Как
ни тягостно оказалось даже по сравнению с Голодной степью — там народу было полно, работа
кипе-ла, — как ни страшно было в безводных сарозеках, но понемногу свыклись,
приспособились и зажи-ли. Худо-бедно, но сами по себе. Оба числились путевыми рабочими на
перегонах, хотя делать прихо-дилось все, что требовалось по разъезду. Вот так, собственно, и
началась их совместная жизнь, Казан-гапа и его молодой жены Букей, на безлюдном
сарозекском разъезде Боранлы-Буранный. Правда, раза два в те годы хотели было они,
поднакопив денег, перебраться куда-нибудь в другое место, поближе к станции или к городу, но
пока они собирались, тут и война началась.
И пошли эшелоны через Боранлы-Буранный на запад с солдатами, на восток с
эвакуированными, на запад с хлебом, на восток с ранеными. Даже на таком глухом полустанке,
как Боранлы-Буран-ный, сразу стало ощутимо, как резко переиначилась жизнь…
Один вслед за другим ревели паровозы, требуя открытия семафоров, а навстречу столько же
гудков… Шпалы не выдерживали нагрузки, корежились, преждевременно изнашивались рельсы,
дефор-мируясь от тяжести переполненных вагонов. Едва успевали заменить полотно в одном
месте, как срочно требовался ремонт дороги в другом…
И ни конца, ни края — откуда только черпали эту неисчислимую людскую рать, эшелон за
эшело-ном проносились на фронт днем и ночью, неделями, месяцами, а потом годами и годами. И
все на запад — туда, где схватились миры не на жизнь, а на смерть…
Спустя немного сроку пришел черед и Казангапа. Потребовали на войну. С Кумбеля передали
повестку — явиться на сборный пункт. Начальник разъезда схватился за голову, застонал —
заби-рали лучшего путейщика, их и так-то было на Боранлы-Буранном полтора человека. Но что
он мог, кто бы его слушать стал, что пропускная способность разъезда не резина… Паровозы
ревут у семафоров… Засмеют, если сказать, что срочно нужна еще одна запасная линия. Кому
сейчас до этого — враг под Москвой…
И уже вступала на порог первая военная зима, ранняя, поспешающая сумерками, мглистая,
проби-рающая холодом. А накануне того утра выпал снег. Ночью пошел. Сперва редкой
порошей, а потом повалил густо и усердно. И среди великого безмолвия сарозеков, бесконечно
простираясь по равнинам, по увалам, по логам, упала сплошным покровом чистая небесная
белизна. И сразу зашевелились, легко игра-ючи еще не слежавшимся настом, сарозекские ветры.
То были пока начальные, пробные ветры, потом завихрятся, завьюжат, поднимут большие
метели. И что тогда будет с тоненькой ниточкой железной дороги, перерезавшей из края в край