Page 40 - Белый пароход

Серединные земли великих желтых степей, как жилка на виске? Билась жилка — двигались,
двигались поезда в ту и другую сторону…
Тем утром уезжал Казангап на фронт. Уезжал один, без всяких проводов. Когда они вышли из
дому, Букей остановилась, сказала, что у нее от снега закружилась голова. Казапгап подхватил
укутанного ребенка из ее рук. К тому времени Айзада уже народилась. И они пошли, возможно
последний раз оставляя рядом следы на снегу. Но не жена провожала Казангапа, а он
напоследок довел ее до стрелочной будки, перед тем как сесть на попутный товарняк до
Кумбеля. Теперь Букей оставалась стрелочницей вместо мужа. Здесь они попрощались. Все, что
надо было сказать, было сказано и выплакано еще ночью. Паровоз стоял уже под парами.
Машинист торопил, звал Казангапа к себе. И как только Казангап взобрался к нему, паровоз дал
длинный гудок и, набирая скорость, проследовал, перепадая колесами на стыке, через стрелку,
где, открыв им путь, стояла Букей, туго повязанная платком, перепоясанная, в мужниных сапо-
гах, с флажком в одной руке, с ребенком в другой. Последний раз помахали друг другу…
Промелькнули — лицо, взгляд, рука, семафор…
А поезд тем временем уже мчался, оглашая громыханием молочное заснежье сарозеков, молча
наплы-вающих и молча проносящихся по сторонам как белый сон. Ветер задувал в паровоз,
привнося к неистреби-мому запаху выгоревшего шлака в топке запах свежего, первозданного
степного снега… Казангап старался подольше задержать в легких этот зимний дух сарозекских
просторов и понял, что ему отныне эта земля не безразлична:
На Кумбеле шла отправка мобилизованных. Строили всех в ряды, делали перекличку и
распределяли по вагонам. И вот тут-то случилась странная история. Когда Казангап пошел со
своей колонной на погрузку, кто-то из работников военкомата догнал его на ходу.
— Асанбаев Казангап! Кто тут Асанбаев? Выйти из строя! Иди за мной!
Как сказано, так и поступил Казангап.
— Я Асанбаев!
— Документы!.. Правильно. Он самый. А теперь за мной.
И они пошли назад на станцию, где размещался пункт сбора, тот человек сказал ему:
— Вот что, Асанбаев, ты давай возвращайся домой. Езжай к себе. Понял?
— Понял, — ответил Казангап, хотя ничего не понял.
— В таком разе топай, не толкайся тут. Ты свободен.
Казангап остался в гудящей толпе провожающих и отъезжающих в полной растерянности.
Поначалу он даже обрадовался такому повороту дела, а потом вдруг нестерпимо жарко стало ему
от догадки, мелькнув-шей в глубине сознания. Ах вот оно что! И он стал пробиваться через
пробку людей к дверям начальника сбора
— Куда ты, куда лезешь? — закричали те, что тоже хотели попасть к начальнику.
— У меня срочное дело! Эшелон уходит, срочное дело! — И пробился.
В накуренной до сизой мглы комнате, среди телефонов, бумаг и обступивших людей
полуседой, охрипший человек поднял перекошенное лицо от стола, когда Казангап сунулся к
нему.
— Ты чего, по какому вопросу?
— Я не согласен.
— С чем не согласен?
— Отец мой был оправдан как попавший под перегиб. Он не кулак! Проверьте у себя все
бумаги! Он оправдан как середняк.
— Постой-постой! Чего тебе надо-то?
— Если меня не берете по этой причине, то это неправильно.