Page 15 - Борьба миров

Огильви и осуждал близорукую трусость марсиан.
Так, вероятно, рассуждал, сидя в своем гнезде, какой-нибудь почтенный додо на
острове Маврикия, когда туда высадилась горсточка безжалостных матросов в поисках за
животной пищей:
— Завтра мы заклюем их до смерти моя милая! — говорил я.
Я не знал тогда, что то был мой последний обед в культурной обстановке, перед
началом целого ряда необычайных, ужасных дней.

VIII
В ночь на субботу

Из всех странных и удивительных вещей, которые произошли в эту пятницу, самой
странной была для меня несовместимость повседневного обихода жизни с первыми
признаками начала целого ряда событий, которые должны были перевернуть вверх дном весь
социальный строй этой жизни. Если бы кто-нибудь в пятницу ночью, вооружившись
циркулем, провел мысленно круг с радиусом в пять миль вокруг песочных ям Уокинга, то я
уверен, что вне этого круга не нашлось бы ни одного человека, за исключением лишь
родственников Стэнта, двух или трех велосипедистов, да лондонцев, лежавших мертвыми на
поле, чьи привычки и чье настроение были бы нарушены пришельцами с Марса. Многие,
конечно, слышали о цилиндре и в свободные часы, может быть, даже беседовали об этом; но
несомненно, что это событие не вызвало такой сенсации, какую вызвал бы, например, наш
ультиматум Германии.
В Лондоне телеграмма бедняги Гендерсона с описанием снаряда и его постепенного
отвинчивания была принята за газетную утку, и редактор вечернего листка просил по
телеграфу Гендерсона о подтверждении. Но, так как ответа не было получено, — Гендерсон
уже погиб тогда, — то редакция решила не выпускать дополнительного номера с этим
известием. Даже в пределах этого пятимильного круга большинство людей оставались
равнодушными. Отношение женщин и мужчин к моему рассказу о событиях я уже описывал.
Повсюду люди обедали и ужинали, как всегда; рабочие, по окончании работ на фабрике,
копались у себя в саду, детей укладывали спать в обычный час, молодежь и нежные парочки
гуляли по улицам, а ученые сидели за своими книгами.
Возможно, что на улицах было больше оживления, что в кабаках и трактирах явилась
новая тема для разговоров, что там и сям появлялся очевидец последних событий и вызывал
своим рассказом крики и испуганные возгласы. Но в общем жизнь продолжала итти своим
обычным, повседневным темпом, люди продолжали работать, есть, пить и спать, как
раньше, — как будто никакой планеты Марс и не существовало. То же самое было на
станциях железных дорог в Уокинге, Горселле и Кобгэме.
На узловом пункте в Уокинге поезда приходили, отходили и передвигались на
запасный путь, пассажиры выходили и ждали на вокзале, — словом, все шло своим
заведенным порядком. Мальчишка-газетчик из города продавал, невзирая на монополию
мистера Смитса, листки с последними известиями, и его выкрики «люди с Марса»
смешивались со звоном и грохотом багажных тележек и резкими свистками паровозов. В
девять часов на станцию прибежали несколько человек с невероятными рассказами о
событиях на поле, но их появление так же мало нарушило общий порядок, как появление
пьяных. Пассажиры, которые ехали в Лондон и выглядывал в темноту из окон вагона, видели
странные, вспыхивающие то появляющиеся, то снова исчезающие, искорки света по
направлению к Горселлю, видели красное пламя, с тянувшейся от него к звездам тонкой
завесой дыма, и думали, что это горит вереск. Только на повороте, огибающем поле, можно
было заметить, что случилось что-то неладное. На границе Уокинга горело с полдюжины
дач. Во всех трех деревнях, в домах, обращенных окнами в поле, горел свет; их обитатели не
ложились спать до зари.
На Кобгэмском и Горселльским мостах всю ночь толпились любопытные. Люди