Page 151 - И дольше века длится день

склоны, а то и вся гора заваливается набок, разверзая скрытую толщу земли. И ужасаются
люди — какое бедствие таилось под ногами. Опасность оползней в том, что катастрофа
назревает незаметно, изо дня в день, ибо грунтовые воды постепенно подмывают изнутри
основу пород — и достаточно небольшого сотрясения земли, грома или сильного ливня,
чтобы гора начала медленно и неуклонно ползти вниз. Обычный обвал совершается внезапно
и разом. Оползень же идет грозно, и нет никаких сил, которые могли бы его
приостановить…
Нечто подобное может произойти и с человеком, когда остается он один на один со
своими неодолимыми противоречиями и мечется, сокрушаясь духом, не смея поведать о том
никому, ибо никто на свете не в состоянии ни помочь ему, ни понять. Он об этом знает, это
страшит его. И это надвигается на него…
Первый раз Едигей почувствовал в себе такой сдвиг и явственно осознал, что это
значило, когда месяца два спустя после поездки с Зарипой в Кумбель снова поехал туда по
делам. Он обещал Зарипе заглянуть на почту, узнать, есть ли письма для нее, и, если нет,
послать три телеграммы по трем адресам, которые она ему вручила. До сих пор ни на одно
свое письмо она не получила ответа от родственников. И теперь она хотела просто знать,
получили они эти письма или нет, в телеграммах она так и писала — убедительная просьба
сообщить, получены ли вами письма, только да или нет, ответ на письма необязателен.
Выходило, братья и сестры не желали даже по почте связываться с семьей Абуталипа.
Едигей выехал на своем Буранном Каранаре поутру, с тем чтобы к вечеру уже
обернуться. Конечно, когда он отправлялся один, без поклажи, любой знакомый машинист с
радостью прихватывал его с собой, а там через полтора часа и Кумбель. Однако он стал
остерегаться таких поездок на проходящих поездах из-за Абуталиповых ребят. Оба они, и
старший и младший, все так же изо дня в день ждали у железной дороги возвращения отца. В
их играх, разговорах, загадках, рисунках, во всем их немудреном ребяческом бытии
ожидание отца было сутью жизни. И, несомненно, самой авторитетной фигурой для них в
тот период был дядя Едигей, который, по их убеждениям, должен был все знать и помочь им.
Едигей и сам понимал, что без него на разъезде ребятам будет еще тягостней и
сиротливей, и поэтому почти все свободное время пытался чем-то занять их, отвлечь
постепенно от напрасных ожиданий. Памятуя о завещании Абуталина рассказывать
мальчишкам о море, он вспоминал все новые и новые подробности своего детства и
рыбацкой молодости, всякие были и небыли Аральского моря. Как умел приспосабливал эти
рассказы для малышей, но всякий раз удивлялся их способности — смышленности,
впечатлительности, памяти. И очень был доволен тем — сказывалось в них отцовское
воспитание. Рассказывая, Едигей ориентировался прежде всего на младшего, Эрмека.
Однако младший не уступал старшему, из всех четырех его слушателей — детей обоих
домов — был он для Едигея самым близким, хотя Едигей старался не выделять его. Эрмек
оказался наиболее заинтересованным слушателем и самым лучшим истолкователем его
рассказов. О чем бы ни шла речь, любое событие, любой интересный поворот в действии он
связывал с отцом. Отец для него присутствовал во всем и всюду. Идет, например, такой
разговор:
— А на Аральском море есть такие озера у берегов, где растут густые камыши. А в тех
камышах прячутся охотники с ружьями. И вот утки летят весной на Аральское море. Зимой
они жили на других морях, где теплее было, а как стаяли льды на Арале, летят побыстрей и
днем и ночью, потому что очень соскучились по здешним местам. Летят они большой стаей,
хотят поплавать в воде, искупаться, покувыркаться, все ниже и ниже подлетают к берегу, а
тут дым и огонь из камышей, пах-пах! То палят охотники. Утки с криком падают в воду. А
другие в испуге улетают на середину моря и не знают, как быть, где теперь жить. И кружатся
там над волнами, кричат. Ведь они привыкли плавать у берегов. А к берегам приближаться
боятся.
— Дядя Едигей, но ведь одна утка сразу улетела назад, туда, откуда она прилетела.
— А зачем она туда улетела?