Page 150 - И дольше века длится день
P. 150

Едигей внимательно слушал ее. То, что Зарипа высказала эти сокровенные мысли ему
               как  наиболее  близкому  человеку,  вызывало  в  нем  искреннее  желание  как-то  отозваться,
               оградить, помочь, но сознание своего бессилия угнетало его, вызывало глухое, подспудное
               раздражение.
                     Они  уже  приближались  к  разъезду  Боранлы-Буранному.  По  знакомым  местам,  по
               перегону, на котором Буранный Едигей сам работал многие лета и зимы…
                     — Ты приготовься, — сказал он Зарипе. — Прибываем уже. Значит, так и порешили —
               детям пока ни слова. Хорошо, так и будем знать. Ты, Зарипа, сделай так, чтобы не выдать
               себя. А сейчас приведи себя в порядок. И иди в тамбур. Стой у дверей. Как только поезд
               остановится, спокойно выходи из вагона и жди меня. Я выйду, и мы пойдем.
                     — Что ты хочешь сделать?
                     — Ничего. Это оставь мне. В конце концов, ты имеешь право сойти с поезда.
                     Как всегда, пассажирский поезд номер семнадцать шел напролет через разъезд, правда
               сбавляя  скорость  у  семафора.  Именно  в  этот  момент,  при  въезде  на  Боранлы-Буранный,
               поезд резко затормозил с шипением и страшным скрежетом букс. Все испуганно повскакали
               с мест. Раздались выкрики, свистки по всему поезду.
                     — Что такое?
                     — Стоп-кран сорвали?
                     — Кто?
                     — Где?
                     — В купированном!
                     Едигей тем временем открыл дверь Зарипе, и она сошла с поезда. А сам подождал, пока
               в тамбур ворвались проводник и кондуктор.
                     — Стой! Кто сорвал стоп-кран?
                     — Я, — ответил Буранный Едигей.
                     — Кто такой? По какому праву?
                     — Надо было.
                     — Как надо было? Ты что, под суд захотел?
                     — А  ничего.  Запишите  в  своем  акте,  который  вы  в  суд  или  куда  передадите.  Вот
               документы. Запишите, что бывший фронтовик, путевой рабочий Едигей Жангельдин сорвал
               стоп-кран  и  остановил  поезд  на  разъезде  Боранлы-Буранный  в  знак  траура  в  день  смерти
               товарища Сталина.
                     — Как? Разве Сталин умер?
                     — Да, по радио объявили. Слушать надо.
                     — Ну тогда другое дело, — опешили те и не стали задерживать Едигея. Тогда иди, раз
               такое дело.
                     Через несколько минут поезд номер семнадцать продолжил свой путь…

                     И снова шли поезда с востока на запад и с запада на восток.
                     А  по  сторонам  от  железной  дороги  в  этих  краях  лежали  все  те  же,  испокон
               нетронутые пустынные пространства — Сары-Озеки, Серединные земли желтых степей.
                     Космодрома Сары-Озек-1 тогда еще не было и в помине в этих пределах. Возможно,
               он вырисовывался лишь в замыслах будущих творцов космических полетов.
                     А поезда все так же шли с востока на запад и с запада на восток…

                     Лето и осень пятьдесят третьего года были самыми мучительными в жизни Буранного
               Едигея.  Ни  до  этого,  ни  после  никогда  никакие  снежные  заносы  на  путях,  никакие
               сарозекские зной и безводье, никакие иные невзгоды и беды, ни даже война, а он дошел до
               Кенигсберга  и  мог  быть  тысячу  раз  убитым,  и  раненым,  и  изувеченным,  не  принесли,  не
               доставили Едигею стольких страданий, как те дни…
                     Афанасий  Иванович  Елизаров  как-то  рассказывал  Буранному  Едигею,  отчего
               происходят оползни, эти неотвратимые сдвиги, когда обваливаются, трогаясь с места, целые
   145   146   147   148   149   150   151   152   153   154   155