Page 101 - Горячий снег

улиц в северобережной части станицы. Это хорошо видно с энпэ Деева. Бой начался на этой
стороне, — стоя около печки, сказал Веснин. — Собственно, юго-западнее нас, километрах в
десяти. Деев решил контратаковать, ввел в дело отдельный танковый полк Хохлова. Но пока
никаких положительных результатов…
— Как только танковый и механизированный корпуса прибудут в район
сосредоточения, немедленно жду сообщения, Семен Иванович. — Бессонов опустил трубку
на аппарат и добавил: — Представитель Ставки встревожен положением у нас. Кроме
танкового нам придан еще и механизированный корпус. Из резерва Ставки.
— Есть о чем встревожиться, — сказал Веснин. — Положение в высшей степени…
Жмут с бешеной силой.
Веснин потер руки, подергал сутуловатыми плечами, побил ногу о ногу; верно, не
согревшись в машине, он так оттаивал в тепле после морозного ветра на НП дивизии Деева,
где пробыл часа два.
— Значит, прорвались на северный берег? — повторил Бессонов.
В соседней половине блиндажа гудели голоса операторов, бесперебойно зуммерили
телефоны — все еще было, казалось, по-прежнему, а в этом маленьком отсеке НП стало
мгновенно тихо. Пышноусый старшина-связист с осторожностью покрутил ручку аппарата,
давая отбой после разговора командующего со штабом армии. Радист, подававший в эфир
позывные правофлангового корпуса, кашлянул и перешел на шепот; майор Божичко,
рассеянно протиравший тряпочкой кассету ТТ, устроясь в углу на топчане, оценивающим
взором взглянул на Веснина, на Бессонова, вщелкнул до блеска отполированный магазин с
патронами в рукоятку пистолета, вбросил ТТ в кобуру, энергично застегнул ее, всем своим
видом показывая Бессонову: готов к выполнению приказаний. Но Бессонов не обратил
внимания на Божичко, непроницаемо молчал.
— Совсем ясно, — проговорил он наконец, не отводя усталых глаз от покрытого
пятнами лица Веснина. Затем спросил: — Хотите сказать, Виталий Исаевич, что Деев не
очень рассчитывает на успешную контратаку Хохлова? Полагаю, об этом был разговор с
Деевым?
— Пожалуй, и об этом, Петр Александрович, — ответил, чуть улыбнувшись, Веснин,
дуя в ладони, шевеля пальцами перед вытянутыми губами; веселость его была, несомненно,
наигранной, но стало понятно и другое: полковник Деев был более доверителен и откровенен
с Весниным, чем с ним, Бессоновым, опасаясь выявлять тревогу перед новым командующим,
и высказал ее Веснину.
— Пока вы были на энпэ, Виталий Исаевич, — сказал скрипучим голосом Бессонов, —
из штаба фронта сообщили, что немецкая авиация участила полеты в окруженную
группировку, сбрасывает боеприпасы. Похоже, что активно готовятся к прорыву навстречу
Манштейну. Что думаете по этому поводу, Виталий Исаевич?
— Наверно, все будет зависеть от того, как сложатся обстоятельства здесь, — сказал
Веснин. — От переднего края нашей обороны до Сталинграда сорок километров. Один
переход в случае прорыва.
— Для подвижных соединений, — уточнил Бессонов. — Если они войдут в прорыв. В
этом случае — да.
— Разрешите войти, товарищ командующий? Плащ-палатка, закрывавшая вход в
соседнюю половину, отдернулась, там горели аккумуляторные лампочки — и из этого
яркого света, ударившего в проем, вошел заместитель начальника оперативного отдела
Гладилин, серьезный, лет сорока майор; белый, высокий лоб его был потен. В то время как
Гладилина по-человечески порывало сказать с тревогой: «Танки противника уже в станице,
товарищ командующий!» — он заговорил с подчеркнутой штабной выдержанностью
опытного человека, отлично понимавшего, кому и что докладывает:
— Товарищ командующий… из только что полученных устных донесений семьдесят
второго и триста тридцать шестого полков стало известно, что немецкие танки полчаса назад
форсировали реку, вклинились…