Page 109 - Горячий снег

сверху обрушивалась на траншею раздробленная земля, колотила камешками по плечам
Бессонова, и грязные струйки текли по бараньему воротнику Деева, по его груди, и он хмуро
стряхивал с полушубка комья темного снега.
— Продолжайте.
— Товарищ командующий, — выговорил наконец Деев, — дело в том, что немцы на
танках саперов подвезли. И переправа восстанавливается ими, как только наша артиллерия
накрывает мост. — Он сделал паузу. — Остается одно, товарищ командующий: вызвать на
прямую пару «катюш», если, конечно, их в станице не разобьют по дороге прорвавшиеся
танки.
— А если «катюши» сейчас не смогут подойти? — спросил Веснин, старательно
протирая стекла очков, на которые налипала сгустками летевшая в траншею горячая
грязь. — Как тогда?
— Да, мы можем потерять их, товарищ член Военного совета. Рискуем «катюшами»…
— Рискуйте, — оборвал, не повышая голоса, Бессонов. — Даю вам одну минуту на
обдумывание этого риска! Вы свободны.
Однако и одной минуты было много полковнику Дееву. Он отполз от Бессонова к
ближнему телефону, и оттуда послышался его густой баритон:
— Запоминай, бог войны! Плохому донжуану, простите меня, всегда пуговицы
мешают! Вызывайте к мосту на прямую наводку пару «катюш». Будем рисковать! Им там
виднее, как проехать под носом у танков! Вы меня поняли? Чтоб через двадцать минут и в
помине этого моста не было! И духу чтоб от него не осталось! Ясно? Слышать о нем больше
не хочу, — уточнил азартно и грозно Деев, а Бессонов отвернулся, чтобы не видеть его
надувшейся от крика сильной, молодой шеи, его рыжего затылка, и с неприятным
ощущением оттого, что, позволяя резкость себе, никак не терпел ее у других, подумал:
«Неужели Деев подделывается под меня?»
— Ну и голосок у нашего Деева, легко перекричит сотню граммофонов и любой
артналет, — заметил Веснин с шутливым удивлением и стал изучающе разглядывать
северную стенку траншеи, по которой скатывались струйки грунта.
И Бессонов увидел на его лице острое прислушивающееся выражение, точно Веснин
улавливал или хотел уловить то, чего не слышал Бессонов в раскалывающемся над траншеей
визге и грохоте играющих за рекой шестиствольных минометов.
— Хохлов! — крикнул Веснин, показывая своими близорукими глазами на северную
стенку окопа. — Наши «тридцатьчетверки» в станице хлопают. По звуку слышу! Ох,
трудненько сейчас им приходится!..
«Да, двадцать один танк», — подумал Бессонов, представив контратаку полка среди
улочек станицы, и не ответил. То, что танковый полк Хохлова вступил в бой, не могло,
конечно, существенно изменить обстановку, отстранить, ликвидировать реальную угрозу
нависшего окружения дивизии, опасность на правом фланге армии. И он не хотел
самоуспокоительно лгать себе: контратака Хохлова была в силах только на какое-то время
сковать прорвавшиеся на северный берег немецкие танки, заставить их увязнуть в уличных
боях — не больше. Но и это было облегчением. И от этого уже зависело многое. Как в игре с
немногими данными, Бессонова неотступно мучила неизвестность — точно ли ввели немцы
во второй половине дня свежую танковую дивизию из резерва, и если ввели, то чем они еще
располагали, чего еще можно ожидать от них, чем они собираются козырнуть? «Что там
решают сейчас у этого Манштейна?» — подумал Бессонов, глядя на Божичко,
выковыривающего землю из-за голенищ валенок, и, вспомнив с сожалением о
невернувшейся дивизионной разведке, поднял отяжелевшие веки на задумчивое лицо
Веснина, который с полным вниманием и как бы доверием ловил новые звуки боя в станице,
где полк Хохлова пытался приостановить, сдержать продвижение вышедших на северный
берег танков.
«Сколько длится этот налет? Пять минут? Десять минут? Совсем не жалеют мин…»
— Командующего к аппарату! — пронеслись голоса по траншее, мгновенно