Page 111 - Горячий снег

нескрываемым любопытством.
Энергично потер ладонь о ладонь, затем извлек из кармана шинели роскошную пачку
«Пушек», выщелкнул папиросу.
— Младший лейтенант, закуривай, — сказал Божичко с дружелюбной и вместе с
заговорщической интонацией, переходя на панибратское «ты». — Как живешь-то?
— Ничего, товарищ майор. А что? — Младший лейтенант взял не очень ловко
папиросу, еще не понимая причину начатого разговора: — Спасибо, товарищ майор.
— Брось своего майора. Что значит «майор»? — шепотом сказал Божичко. — Всю
жизнь, думаешь, был майором? Человеческое имя мое — Геннадий… В цирк ходил когда-
нибудь? Видел, нет? Смотри сюда.
Божичко, загадочно улыбаясь, сделал плавный взмах рукой и растопырил пальцы
вблизи лица растерянно заморгавшего младшего лейтенанта — пачка папирос исчезла,
потом вторичный ловящий взмах в воздухе — пачка папирос возникла на ладони. Младший
лейтенант не знал, что Божичко истомился, изнемог в бездействии и рад был развлечься.
Связист почему-то сконфузился.
— Вы артист, товарищ майор? Вы, наверно, фокусником были?
— Пустяки. Дилетантство. Все в прошлом, — небрежно сказал Божичко и, подкинув в
воздух зажигалку, чиркнул ею, подставил огонек под папиросу — Слушай, младший
лейтенант, у вас есть новые анекдоты? Или все столетней свежести? Последний, про Еву
Браун и Геббельса в раю, дошел до вас?
— Н-нет, — снова сконфузился младший лейтенант. — Про какую Еву? Та, что… Та,
что в Библии, товарищ майор?
— Чудачок ты! Библия!.. Прозябаете тут, мальчики, в необразованности. Ну вот,
слушай. Рай, кущи, солнышко, фиговые листочки… — начал шепотом, развлекаясь в
бездействии, Божичко, довольный тем, что нашел нежданного и непросвещенного
собеседника. Внезапно он смолк, поймав слухом из-за двери голос Бессонова, после этого
подмигнул дружески младшему лейтенанту, похлопал его по плечу:
«Потом, потом», — и, поправив портупею, сложил руки на груди, стал перед дверью с
папиросой в зубах.
…Бессонов не ошибся: звонил начальник штаба генерал-майор Яценко. Здесь, в отсеке
блиндажа, где была установлена рация и линейная связь со штабом армии и корпусами,
находился начальник разведки дивизии подполковник Курышев. Начальник разведки стоял
возле столика, темное от забот и переутомления умное лицо его было серьезно. Он
разговаривал по телефону с Яценко, повторяя однотонно: «Да, товарищ пятый. Понял,
товарищ пятый», — и желтыми, прокуренными пальцами перекатывал карандаш по карте.
Радист, незаметный в тени, сидел в углу тихонько, склонившись над рацией, казалось,
спиной, затылком вслушивался в этот разговор с командным пунктом армии.
— Вас, товарищ командующий, — сказал подполковник Курышев и протянул трубку.
— Благодарю.
Строевой бас Яценко звучал, как обычно, отчетливо, и хотя в целях принятых в
телефонных разговорах предосторожности он докладывал сложившуюся к исходу дня
обстановку на замысловатом армейском арго, Бессонов легко переводил его доклад на
обычный язык. Немцы по-прежнему атакуют на южном и северном крыле армии при
массированной поддержке с воздуха. Атаки не прекратились, но ослабли к вечеру, и
сильным ударом более шестидесяти танков им удалось несколько потеснить левофланговую
дивизию; идут ожесточенные бои в глубине первой полосы обороны, немцы вклинились в
нее на полтора-два километра. Пришлось ввести в дело одну мотострелковую и одну
танковую бригады 17-го механизированного корпуса, прикрывающего левый фланг, но
положение пока не восстановлено. В центре обороны армии положение можно считать
устойчивым. Резерв Ставки — 1-й танковый и 5-й механизированный корпуса — еще не
прибыл в районы сосредоточения. Несколько часов назад разведкой фронта перехвачена
радиограмма из немецкой группы армии «Дон», штаб которой, надо полагать, уже в