Page 11 - Горячий снег

Она взглянула — выражение ее лица мгновенно изменилось, стало вызывающим,
неприятным.
— А, лейтенант Кузнецов? Что же вы по самолетам не стреляете? Трусите? Один
Дроздовский?..
— Из чего, из пистолета стрелять?.. Так считаете?
Она не ответила ему.
Истребители пикировали впереди эшелона, крутились над паровозом, и густо
задымились два первых пульмановских вагона. Лоскутья пламени выскальзывали из
раскрытых дверей, ползли по крыше. И этот возникший пожар, занявшиеся пламенем
крыши, упорное пикирование «мессершмиттов» вдруг вызвали у Кузнецова чувство
тошнотного бессилия, и показалось ему, что эти три самолета не улетят до тех пор, пока не
разгромят весь эшелон.
«Нет, сейчас у них кончатся патроны, — стал внушать себе Кузнецов. — Сейчас
кончатся…»
Но истребители сделали разворот и снова на бреющем пошли вдоль эшелона.
— Санита-ар! Сестра-а! — донесся крик со стороны горящих вагонов, и фигурки
хаотично заметались там, волоча кого-то по снегу.
— Меня, — сказала Зоя и вскочила, оглядываясь на раскрытые двери вагона, на
воткнутый в сугроб пулемет. — Кузнецов, где же Дроздовский? Я иду. Скажите ему, что я
туда…
Он не имел права ее остановить, а она, придерживая сумку, быстрыми шагами пошла,
потом побежала по степи в направлении пожара, исчезла за сугробами.
— Кузнецов!.. Ты?
Лейтенант Дроздовский прыжками подбежал от вагона, упал возле пулемета, вставил в
зажимы новый диск. Тонкое бледное его лицо было зло заострено.
— Что делают, сволочи! Где Зоя?
— Кого-то ранило впереди, — ответил Кузнецов, плотнее вжимая пулеметные сошки в
твердый наст снега. — Опять сюда идут…
— Подлюки… Где Зоя, я спрашиваю? — крикнул Дроздовский, плечом припадая к
пулемету, и, по мере того как один за другим пикировали «мессершмитты», глаза его
суживались, зрачки черными точками леденели в прозрачной синеве.
Зенитное орудие в конце эшелона смолкло.
Дроздовский ударил длинной очередью по засверкавшему над головами вытянутому
металлическому корпусу первого истребителя и не отпускал палец со спускового крючка до
той секунды, пока слепящим лезвием бритвы не мелькнул фюзеляж последнего самолета.
— Попал ведь! — выкрикнул Дроздовский сдавленно. — Видел, Кузнецов? Попал ведь
я!.. Не мог я не попасть!..
А истребители уже неслись над степью, пропарывая воздух крупнокалиберными
пулеметами, и огненные пики трасс будто поддевали остриями распростертые на снегу тела
людей, переворачивали их в винтообразных белых завертях. Несколько солдат из соседних
батарей, не выдержав расстрела с воздуха, вскочили, заметались под истребителями,
бросаясь в разные стороны. Потом один упал, пополз и замер, вытянув вперед руки. Другой
бежал зигзагообразно, дико оглядываясь то вправо, то влево, а трассы с пикирующего
«мессершмитта» настигали его наискосок сверху и раскаленной проволокой прошли сквозь
него, солдат покатился по снегу, крестообразно взмахивая руками, и тоже замер; ватник
дымился на нем.
— Глупо! Глупо! Перед самым фронтом!.. — кричал Дроздовский, вырывая из зажимов
пустой диск.
Кузнецов, встав на колени, скомандовал в сторону ползающих по степи солдат:
— Не бегать! Никому не бегать, лежать!..
И тут же услышал свою команду, в полную силу ворвавшуюся в оглушительную
тишину. Не стучали пулеметы. Не давил на голову рев входящих в пике самолетов. Он понял