Page 9 - Горячий снег

Зоя брезгливо обвела взглядом поджарую фигуру Нечаева, сказала с дрожью в голосе:
— Как вас напичкали пошлостью танцплощадки! Адрес? Пожалуйста. Город
Перемышль, второе городское кладбище. Запишете или запомните? После сорок первого
года у меня нет родителей, — ожесточенно договорила она. — Но знайте, Нечаев, у меня
есть муж… Это правда, миленькие, правда! У меня есть муж…
Стало тихо. Солдаты, слушавшие разговор без сочувственного поощрения этой шалой,
затеянной Нечаевым игре, перестали есть — все разом повернулись к ней. Сержант Нечаев, с
ревнивой недоверчивостью вглядываясь в лицо Зои, сидевшей с опущенными глазами,
спросил:
— Кто он, ваш муж, если не секрет? Командир полка, возможно? Или слухи ходят, что
вам нравится наш лейтенант Дроздовский?
«Это, конечно, неправда, — тоже без доверия к словам ее подумал Кузнецов. — Она
это сейчас выдумала. У нее нет мужа. И не может быть».
— Ну, хватит, Нечаев! — сказал Кузнецов. — Перестаньте задавать вопросы! Вы как
испорченная патефонная пластинка. Не замечаете?
И он встал, оглянул вагон, пирамиду с оружием, ручной пулемет ДП внизу пирамиды;
заметив на нарах нетронутый котелок с супом, порцию хлеба, беленькую кучку сахара на
газете, спросил:
— А старший сержант Уханов где?
— У старшины, товарищ лейтенант, — ответил с верхних нар, сидя на поджатых ногах,
молоденький казах Касымов. — Сказал: чашка бери, хлеб бери, сам придет…
В короткой телогрейке, в ватных брюках, Касымов бесшумно спрыгнул с нар; криво
расставив ноги в валенках, замерцал узкими щелками глаз.
— Поискать можно, товарищ лейтенант?
— Не надо. Завтракайте, Касымов.
Чибисов же, вздохнув, заговорил ободряюще, певуче:
— Муж-то ваш, сестренка, сердитый или как? Сурьезный, верно, человек?
— Спасибо за гостеприимство, первая батарея! — Зоя тряхнула волосами и
улыбнулась, разомкнув над переносицей брови, надела свою новую с заячьим мехом шапку,
заправила под шапку волосы. — Вот, кажется, и паровоз подают. Слышите?
— Последний прогон до передовой — и здрасте, фрицы, я ваша тетя! — крикнул кто-то
с верхних нар и нехорошо засмеялся.
— Зоечка, не уходите от нас, ей-Богу! — сказал Нечаев. — Оставайтесь в нашем
вагоне. Для чего вам муж? Зачем он вам на войне?
— Должно, два паровоза подают, — сообщил с нар прокуренный голос. — Сейчас нас
быстро. Последняя остановка. И — Сталинград.
— А может, не последняя? Может, здесь?..
— Что ж, скорей бы! — сказал Кузнецов.
— Кто сказал — паровоз? Очумели? — громко выговорил наводчик Евстигнеев,
сержант в годах, с обстоятельной деловитостью пивший чай из кружки, и рывком вскочил,
выглянул из двери вагона.
— Что там, Евстигнеев? — окликнул Кузнецов. — Команда?
И, повернувшись, увидел его задранную большую голову, в тревоге рыскающие по
небу глаза, но не услышал ответа. С двух концов эшелона забили зенитки.
— Кажись, братцы, дождались! — крикнул кто-то, прыгая с нар. — Прилетели!
— Вот тебе и паровоз! С бомбами…
В лихорадочный лай зениток сейчас же врезался приближающийся тонкий звон, затем
спаренный бой пулеметов пропорол воздух над эшелоном — и в вагон из степи ворвался
крик предупреждающих голосов: «Воздух! „Мессера“!» Наводчик Евстигнеев, швырнув на
нары кружку, бросился к пирамиде с оружием, на ходу толкнув Зою к двери, а вокруг
солдаты в суматохе прыгали с нар, хватая карабины из пирамиды. На короткий миг в голове
Кузнецова скользнула мысль: «Только спокойно. Я выйду последним!» И он скомандовал: