Page 12 - Горячий снег

— все кончилось…
Вонзаясь в синее морозное небо, истребители с тонким свистом уходили на юго-запад,
а из-за сугробов неуверенно вставали солдаты, отряхивая снег с шинелей, глядя на
пылающие вагоны, медленно шли к эшелону, счищали снег с оружия. Сержант Нечаев со
сбитой набок морской пряжкой отряхивал шапку о колено (глянцевито-черные волосы
растрепались), смеялся насильственным смешком, скашивая с красными прожилками белки
на лейтенанта Давлатяна, командира второго взвода, угловатого, щуплого, большеглазого
мальчика. Давлатян сконфуженно улыбался, но его брови неумело пытались хмуриться.
— И вы со снегом целовались, а, товарищ лейтенант? — ненатурально бодро говорил
Нечаев. — Ныряли в сугроб, как японский пловец! Дали они нам прикурить! Побрили они
нас, братишки. Покопали мы мордами степь! — И, завидев стоящего с пулеметом лейтенанта
Дроздовского, ядовито добавил: — Поползали, ха-ха!
— Чего в-вы так… никак, хохочете, Нечаев? Я н-не понимаю, — чуть запинаясь,
проговорил Давлатян. — Что такое с вами?
— А вы с жизнью, никак, простились, товарищ лейтенант? — залился булькающим
смешком Нечаев. — Конец, думали?
Командир взвода управления старшина Голованов, гигантского роста, нелюдимого
вида парень с автоматом на покатой груди, шедший за Нечаевым, мрачновато одернул его:
— Говоришь несуразно, морячок.
Потом Кузнецов увидел робко и разбито ковыляющего Чибисова и рядом виноватого
Касымова, обтиравшего круглые потные скулы рукавом шинели, замкнутое, смятое стыдом
лицо пожилого наводчика Евстигнеева, который весь был вывалян в снегу. И в душе
Кузнецова подымалось что-то душное, горькое, похожее на злость за унизительные минуты
всеобщей беспомощности, за то, что сейчас их всех заставили пережить отвратительный
страх смерти.
— Проверить наличие людей! — донеслось издали. — Батареям произвести поверку!
И Дроздовский подал команду:
— Командиры взводов, построить расчеты!
— Взвод управления, становись! — рокотнул старшина Голованов.
— Первый взвод, стано-вись! — подхватил Кузнецов.
— В-второй взво-од… — по-училищному запел лейтенант Давлатян. — Строиться-а!..
Солдаты, не остывшие после опасности, возбужденные, отряхиваясь, подтягивая
сползшие ремни, занимали свои места без обычных разговоров: все глядели в южную
сторону неба, а там было уже неправдоподобно светло и чисто.
Едва взвод был построен, Кузнецов, обежав глазами орудийные расчеты, наткнулся
взглядом на наводчика Нечаева, нервно мявшегося на правом фланге, где должен был стоять
командир первого орудия. Старшего сержанта Уханова в строю не было.
— Где Уханов? — обеспокоенно спросил Кузнецов. — Во время налета вы его видели,
Нечаев?
— Сам кумекаю, товарищ лейтенант, где бы ему быть, — шепотом ответил Нечаев. —
На завтрак к старшине ходил. Может, там еще отирается…
— До сих пор у старшины? — усомнился Кузнецов и прошел перед взводом. — Кто
видел Уханова во время налета? Кто-нибудь видел?
Солдаты, поеживаясь на холоде, молчаливо переглядывались.
— Товарищ лейтенант, — опять шепотом позвал Нечаев, делая страдальческое лицо. —
Посмотрите-ка! Может, там он…
Над огненным эшелоном, над снегами, над утонувшим в сугробах зданьицем разъезда
покойно, как и до налета, сыпалась под солнцем мельчайшая изморозь. А впереди около
уцелевших вагонов продолжалось суматошное движение, — везде выстраивались батареи, и
мимо них от горящих пульманов двое солдат несли на шинели кого-то — раненого или
убитого.
— Нет, — сказал Кузнецов. — Это не Уханов, он в ватнике.