Page 131 - Горячий снег

И, ощущая дрожащие, цепляющиеся руки дочери, ее слабенькое тельце, толкавшееся
ему в ноги, он хотел сказать ей, что ничего не случилось, что все будет хорошо, но ничего не
мог ни сказать, ни сделать — прочность земли уходила из-под ног…
Пулеметная очередь, убившая его, смертельной силой заставила сделать два шага назад
— и в те секунды когда зажатым в пальцах пистолетом Веснин прикрыл место острого и
неожиданного удара в грудь, он лежал на спине в снегу, кровь шла у него горлом.
— Титков!.. Что с комиссаром? Что?!
Веснин не слышал и не видел, как Осин прекратил стрелять и, сгибаясь, огромными
прыжками подскочил к нему, когда уже майор Титков, упав на колени в снег, с ужасом на
лице пытался ощупать его, тыкался руками в разорванную клочками темно-вязкую шинель
на его груди; не слышал и короткого ответа Титкова, и того, как Осин прохрипел яростно и
дико:
— В душу фрицев мать!.. Майор Титков! Хоть мертвым комиссара вынести! Хоть
мертвым!.. Ясно? Тащи! К домикам! По кювету! Я догоню тебя!..
И Титков, кусая в кровь губы, взвалил растерзанное пулеметной очередью тело
Веснина на свою железную спину, потащил его на себе. Осин несколько минут лежал возле
машины и стрелял длинными очередями по немцам, выкрикивая страшные ругательства, а
когда немецкий пулемет смолк, он вскочил, ударил прикладом по крылу машины и в
бешенстве закричал под темное днище, откуда пробивались, в обморочном беспамятстве,
глухие, стонущие звуки:
— Касьянкин, трусливая сволочь, людей убивают, а ты еще жив? Перед немцами на
коленях думаешь поползать? Жизнь сохранить? Нога тебе стрелять помешала? Вылезай,
подлец! Вылезай!
— Товарищ полковник, миленький, товарищ полковник!.. Не надо! Не виноват я!.. —
зашелся взвизгивающими рыданиями Касьянкин, не вылезая из-под машины. — Миленький,
убейте меня! Убейте!..
— Замолчи-и! — крикнул Осин, не разжимая зубов. — Пулю на тебя жалко! Вылезай,
трус! Беги за Титковым!.. Ну! Пока не передумал!
И рывком выволок из-под днища машины нечто бесформенное, расплывшееся,
трясущееся, с окостенелыми глазами, что повторяло одно и то же голосом Касьянкина:
— Товарищ полковник, товарищ полковник…
— Замолчать, мразь! Беги!..
Потом, пригибаясь, скачками бросился в сторону от машины, к кювету, догоняя
Титкова, который бежал и полз — все тащил на себе уже остывающее тело комиссара
Веснина.

Глава восемнадцатая

Единственное и, казалось, чудом уцелевшее орудие Уханова стояло в полутора
километрах от обгоревшего, изуродованного снарядами моста и прекратило свою жизнь в
поздний час вечера, когда были израсходованы все боеприпасы, принесенные от трех
разбитых орудий.
Ни Кузнецов, ни Уханов не могли определенно знать, что танки армейской группы
генерал-полковника Гота в двух местах успешно форсировали реку Мышкова на правом
крыле армии и, не ослабляя натиска, к ночи углубились в оборону дивизии Деева, рассекли
ее, сжали в тиски полк Черпанова в северобережной части станицы. Но они хорошо знали,
что часть танков — трудно было подсчитать сколько — в конце дня подавила соседние
батареи, смяла впереди и слева оборону стрелковых батальонов и, выйдя на артпозиции, в
том числе на батарею Дроздовского, переправилась через мост на тот берег, после чего мост
этот был полуразрушен и подожжен «катюшами».
Непонятнее всего было то, что с наступлением темноты бой стал отдаляться,
постепенно стихать за спиной, там поднялось зарево, набухло краснотой на протяжении