Page 95 - Горячий снег

орудия.
— Сволочь!.. Это самоходка из укрытия! Как назло!.. — крикнул Кузнецов, готовый
заплакать в бессилии, и ударил кулаком по сползавшему казеннику: накатник был пробит
осколком.
Два танка горели перед орудием, спаренный бойкий огонь облизывал их башни; справа,
на самом краю балки, вываливал боковой дым из третьего танка. И из-за этого жирного чада
выскакивало треугольное пламя выстрелов, влево по фронту батареи — туда, где стояли
орудия Чубарикова и Уханова. Прикрываясь дымовой завесой, самоходка стреляла сбоку по
орудиям с расстояния двухсот метров.
Там, дальше, в полутора километрах слева, на подступах к переправе, танки
подымались из балки, переваливаясь в дыму, шли мимо неохотно горевших, как мокрые
стога, машин, и соседние батареи в районе моста, и два орудия его взвода, и
противотанковые ружья из пехотных траншей вели одновременный огонь: трассы
бронебойных снарядов, разрывы тяжелых гаубиц, фосфорические росчерки танковых
болванок, огненные струи игравших с того берега «катюш» слились, скрестились над
переправой, смешались там.
А самоходка, в укрытии за танком, выбирая цели, спокойно и методично била сбоку, во
фланг, и Кузнецов видел это.
— Лейтенант!.. — услышал он крик Зои. — Что ты стоишь? Видишь?..
Но Кузнецов ничего не мог сделать теперь. Самоходка била беглым огнем по орудию
Чубарикова. Орудие перестало стрелять, исчезло в багрово взлетающей мгле, а на эти взлеты
мглы надвигался, шел, скоростью сбрасывая с брони низкие языки пламени, вырвавшийся
откуда-то слева танк. Он, по-видимому, был зажжен бронебойным снарядом Чубарикова до
того момента, пока самоходка не засекла и не накрыла позицию. И сейчас у орудия, как
забором окруженного разрывами, никто не видел его. А танк, все увеличивая скорость, все
сильнее охватываемый широко мотающимся по броне огнем, тараном вонзился, вошел в эту
тьму, сомкнувшую орудие, стал поворачиваться вправо и влево на одном месте, как бы
уминая, уравнивая что-то своей многотонной тяжестью. Затем взрыв сдвинул воздух.
Черный гриб дыма вместе с огнем вырвался из башни, и танк замер, косо встав на
раздавленном орудии. Во вспыхнувший костер сбоку вонзались одна за другой трассы,
мелькая вдоль фронта батареи, — это вело огонь по танку орудие Уханова, стоявшее
крайним.
Кузнецов был потрясен, подавлен бешеным тараном горящего танка, и его сознание
уже не воспринимало ничего, кроме отчетливо-пронзительной ясности, что немцы атакуют
насмерть на левом фланге, во что бы то ни стало пытаясь прорваться к берегу, к мосту, что
расчет Чубарикова погиб, раздавленный, — ни один человек не отбежал от огневой — и что
там, слева, осталось единственное орудие из батареи — Уханова.
— Зоя… приказываю — в землянку! Уходи отсюда, слышишь? Я туда, к Уханову! —
прохрипел Кузнецов и в ту же минуту увидел: Зоя, прикусив вспухшие губы, отбросив
санитарную сумку на бедро, боком пошла, потом кинулась к недорытому ходу сообщения,
соединяющему орудия.
— Мне к Чубарикову, к Чубарикову! Может быть, кто еще жив! Не верю, что все… —
И она, мотнув волосами, канула в ходе сообщения, не расслышав приказа Кузнецова.
И он в отчаянии выбежал из огневой площадки, оглядываясь на горящие по краю балки
танки, на шевелившуюся за ними самоходку, против которой был бессилен.

Глава тринадцатая

— Сто-ой! Куда? Назад, Кузнецов!
К орудию по высоте берега скачками бежал Дроздовский; густо осыпанные снегом
валенки его летели меж сугробов; на белом лице зиял раскрытый криком рот.
— Наза-ад!..