Page 31 - Хаджи Мурат
P. 31

— Что же, продолжать? — сказал он, усаживаясь на тахту.
                     — Да,  непременно, —  сказал  Лорис-Меликов. —  А  я  заходил  к  твоим  нукерам,
               поговорил с ними. Один — веселый малый, — прибавил Лорис-Меликов.
                     — Да, Хан-Магома — легкий человек, — сказал Хаджи-Мурат.
                     — А понравился мне молодой, красивый.
                     — А, Элдар. Этот молод, а тверд, железный. Они помолчали.
                     — Так говорить дальше?
                     — Да, да.
                     — Я сказал, как ханов убили. Ну, убили их, и Гамзат въехал в Хунзах и сел в ханском
               дворце, —  начал  Хаджи-Мурат. —  Оставалась  мать-ханша.  Гамзат  призвал  ее  к  себе.  Она
               стала выговаривать ему. Он мигнул своему мюриду Асельдеру, и тот сзади ударил, убил ее.
                     — Зачем же он убил ее-то? — спросил Лорис-Меликов.
                     — А  как  же  быть:  перелез  передними  ногами,  перелезай  и  задними.  Надо  было  всю
               породу  покончить.  Так  и  сделали.  Шамиль  меньшого  убил,  сбросил  с  кручи.  Вся  Авария
               покорилась Гамзату, только мы с братом не хотели покориться. Нам надо было кровь его за
               ханов.  Мы  делали  вид,  что  покорились,  а  думали  только,  как  взять  с  него  кровь.  Мы
               посоветовались с дедом и решили выждать время, когда он выедет из дворца, и из засады
               убить его. Кто-то подслушал нас, сказал Гамзату, и он призвал к себе деда и сказал: «Смотри,
               если правда, что твои внуки задумывают худое против меня, висеть тебе с ними на одной
               перекладине. Я делаю дело божье, и мне помешать нельзя. Иди и помни, что я сказал». Дед
               пришел  домой  и  сказал  нам.  Тогда  мы  решили  не  ждать,  сделать  дело  в  первый  день
               праздника  в  мечети.  Товарищи  отказались, —  остались  мы  с  братом.  Мы  взяли  по  два
               пистолета, надели бурки и пошли в мечеть. Гамзат вошел с тридцатью мюридами. Все они
               держали  шашки  наголо.  Рядом  с  Гамзатом  шел  Асельдер,  его  любимый  мюрид, —  тот
               самый, который отрубил голову ханше. Увидав нас, он крикнул, чтобы мы сняли бурки, и
               подошел ко мне. Кинжал  у меня был  в руке, и я  убил  его и бросился к Гамзату. Но брат
               Осман  уже  выстрелил в него, Гамзат  еще  был  жив  и  с  кинжалом  бросился  на  брата,  но  я
               добил его в голову. Мюридов было тридцать человек, нас — двое. Они убили брата Османа,
               а я отбился, выскочил в окно и ушел. Когда узнали, что Гамзат убит, весь народ поднялся, и
               мюриды бежали, а тех, какие не бежали, всех перебили.
                     Хаджи-Мурат остановился и тяжело перевел дух.
                     — Это все было хорошо, — продолжал он, — потом все испортилось. Шамиль стал на
               место Гамзата. Он прислал ко мне послов сказать, чтобы я шел с ним против русских; если
               же я откажусь, то он грозил, что разорит Хунзах и убьет меня. Я сказал, что не пойду к нему
               и не пущу его к себе.
                     — Отчего же ты не пошел к нему? — спросил Лорис-Меликов.
                     Хаджи-Мурат нахмурился и не сейчас ответил.
                     — Нельзя было. На Шамиле была кровь и брата Османа и Абунунцал-Хана. Я не пошел
               к нему. Розен-генерал прислал мне чин офицера и велел быть начальником Аварии. Все бы
               было  хорошо,  но  Розен  назначил  над  Аварией  сначала  хана  казикумыхского,
               Магомет-Мирзу,  а  потом  Ахмет-Хана.  Этот  возненавидел  меня.  Он  сватал  за  сына  дочь
               ханши, Салтанет. Ее не отдали ему, и он думал, что я виноват в этом. Он возненавидел меня
               и  подсылал  своих  нукеров  убить  меня,  но  я  ушел  от  них.  Тогда  он  наговорил  на  меня
               генералу Клюгенау, сказал, что я не велю аварцам давать дров солдатам. Он сказал ему. еще,
               что я надел чалму, вот эту, — сказал Хаджи-Мурат, указывая на чалму на папахе, — и что
               это значит, что я передался Шамилю. Генерал не поверил и не велел трогать меня. Но когда
               генерал уехал в Тифлис, Ахмет-Хан сделал по-своему: с ротой солдат схватил меня, заковал
               в цепи и привязал  к пушке. Шесть суток держали меня так. На седьмые сутки отвязали и
               повели в Темир-Хан-Шуру. Вели сорок солдат с заряженными ружьями. Руки были связаны,
               и  велено  было  убить  меня,  если  я  захочу  бежать.  Я  знал  это.  Когда  мы  стали  подходить,
               подле Моксоха тропка была узкая, направо кручь сажен в пятьдесят, я перешел от солдата
               направо, на край кручи. Солдат хотел остановить меня, но я прыгнул под кручь и потащил за
   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36