Page 35 - Хаджи Мурат

отлично говорит по-татарски, мы рассуждали о самых деликатных и секретных делах.
Я советовался с Тархановым насчет Хаджи-Мурата, и он совершенно согласился со
мной в том, что или следовало поступить, как я поступил, или заключить Хаджи-Мурата в
тюрьму и сторожить его со всеми возможными строгими мерами, — потому что уже раз
обращаться с ним худо, его не легко стеречь, — или же удалить его совсем из страны. Но эти
две последние меры не только бы уничтожили всю выгоду, вытекающую для нас из ссоры
между Хаджи-Муратом и Шамилем, но приостановили бы неизбежно всякое развитие ропота
и возможность возмущения горцев против власти Шамиля. Князь Тарханов мне сказал, что
сам уверен в правдивости Хаджи-Мурата и что Хаджи-Мурат не сомневается в том, что
Шамиль никогда его не простит и велит казнить, несмотря на обещанное прощение.
Единственная вещь, которая могла озаботить Тарханова в его сношениях с Хаджи-Муратом,
это — его привязанность к своей религии, и он не скрывает, что Шамилю можно будет
действовать на него с этой стороны. Но, как я уже говорил выше, он никогда не убедит
Хаджи-Мурата в том, что не лишит его жизни или сейчас, или спустя несколько времени
после его возвращения.
Вот все, любезный князь, что я хотел сказать вам насчет этого эпизода здешних дел».

XV

Донесение это было отправлено из Тифлиса 24 декабря. Накануне же нового, 52-го
года, фельдъегерь, загнав десяток лошадей и избив в кровь десяток ямщиков, доставил его к
князю Чернышеву, тогдашнему военному министру.
И 1 января 1852 года Чернышев повез к императору Николаю в числе других дел и это
донесение Воронцова.
Чернышев не любил Воронцова — и за всеобщее уважение, которым пользовался
Воронцов, и за его огромное богатство, и за то, что Воронцов был настоящий барин, а

Чернышев все-таки parvenu 12 , главное — за особенное расположение императора к
Воронцову. И потому Чернышев пользовался всяким случаем, насколько мог, вредить
Воронцову. В прошлом докладе о кавказских делах Чернышеву удалось вызвать
неудовольствие Николая на Воронцова за то, что по небрежности начальства был горцами
почти весь истреблен небольшой кавказский отряд. Теперь он намеревался представить с
невыгодной стороны распоряжение Воронцова о Хаджи-Мурате. Он хотел внушить
государю, что Воронцов всегда, особенно в ущерб русским, оказывающий покровительство и
даже послабление туземцам, оставив Хаджи-Мурата на Кавказе, поступил неблагоразумно;
что, по всей вероятности, Хаджи-Мурат только для того, чтобы высмотреть наши средства
обороны, вышел к нам и что поэтому лучше отправить Хаджи-Мурата в центр России и
воспользоваться им уже тогда, когда его семья будет выручена из гор и можно будет
увериться в его преданности.
Но план этот не удался Чернышеву только потому, что в это утро 1 января Николай
был особенно не в духе и не принял бы какое бы ни было и от кого бы то ни было
предложение только из чувства противоречия; тем более он не был склонен принять
предложение Чернышева, которого он только терпел, считая его пока незаменимым
человеком, но, зная его старания погубить в процессе декабристов Захара Чернышева {10} и
попытку завладеть его состоянием, считал большим подлецом. Так что благодаря дурному
расположению духа Николая Хаджи-Мурат остался на Кавказе, и судьба его не изменилась
так, как она могла бы измениться, если бы Чернышев делал свой доклад в другое время.
Было половина десятого, когда в тумане двадцатиградусного мороза толстый,
бородатый кучер Чернышева, в лазоревой бархатной шапке с острыми концами, сидя на
козлах маленьких саней, таких же, как те, в которых катался Николай Павлович, подкатил к

12 выскочка (франц.).