Page 41 - Хаджи Мурат

нечестной высочайшей воли.
Отпустив Бибикова, Николай с сознанием хорошо исполненного долга потянулся,
взглянул на часы и пошел одеваться для выхода. Надев на себя мундир с эполетами,
орденами и лентой, он вышел в приемные залы, где более ста человек мужчин в мундирах и
женщин в вырезных нарядных платьях, расставленные все по определенным местам, с
трепетом ожидали его выхода.
С безжизненным взглядом, с выпяченною грудью и перетянутым и выступающим из-за
перетяжки и сверху и снизу животом, он вышел к ожидавшим, и, чувствуя, что все взгляды с
трепетным подобострастием обращены на него, он принял еще более торжественный вид.
Встречаясь глазами с знакомыми лицами, он, вспоминая кто — кто, останавливался и
говорил иногда по-русски, иногда по-французски несколько слов и, пронизывая их
холодным, безжизненным взглядом, слушал, что ему говорили.
Приняв поздравления, Николай прошел в церковь.
Бог через своих слуг, так же как и мирские люди, приветствовал и восхвалял Николая,
и он как должное, хотя и наскучившее ему, принимал эти приветствия, восхваления. Все это
должно было так быть, потому что от него зависело благоденствие и счастье всего мира, и
хотя он уставал от этого, он все-таки не отказывал миру в своем содействии. Когда в конце
обедни великолепный расчесанный дьякон провозгласил «многая лета» и певчие
прекрасными голосами дружно подхватили эти слова, Николай, оглянувшись, заметил
стоявшую у окна Нелидову с ее пышными плечами и в ее пользу решил сравнение с
вчерашней девицей.
После обедни он пошел к императрице и в семейном кругу провел несколько минут,
шутя с детьми и женой. Потом он через Эрмитаж зашел к министру двора Волконскому и,
между прочим, поручил ему выдавать из своих особенных сумм ежегодную пенсию матери
вчерашней девицы. И от него поехал на свою обычную прогулку.
Обед в этот день был в Помпейском зале; кроме меньших сыновей, Николая и
Михаила, были приглашены: барон Ливен, граф Ржевусский, Долгорукий, прусский
посланник и флигель-адъютант прусского короля.
Дожидаясь выхода императрицы и императора, между прусским посланником и
бароном Ливен завязался интересный разговор по случаю последних тревожных известий,
полученных из Польши.
— La Pologne et le Caucase, ce sont les deux cautères de la Russie, — сказал
Ливен. — Il nous faut cent milles hommes à peu près dans chacun de ces deux pays 16 .
Посланник выразил притворное удивление тому, что это так.
— Vous dites la Pologne, — сказал он.
— Oh, oui, c'était un coup de maître de Maeternich de nous en avoir
laissé d'embarras… 17
В этом месте разговора вошла императрица с своей трясущейся головой и замершей
улыбкой, и вслед за ней Николай.
За столом Николай рассказал о выходе Хаджи-Мурата и о том, что война кавказская
теперь должна скоро кончиться вследствие его распоряжения о стеснении горцев вырубкой
лесов и системой укреплений.
Посланник, перекинувшись беглым взглядом с прусским флигель-адъютантом, с
которым он нынче утром еще говорил о несчастной слабости Николая считать себя великим
стратегом, очень хвалил этот план, доказывающий еще раз великие стратегические

16 — Польша и Кавказ — это две болячки России. Нам нужно по крайней мере сто тысяч человек в каждой
из этих стран (франц.).

17 — Вы говорите, Польша.
— О да, это был искусный ход Меттерниха, чтобы причинить нам затруднения… (франц.).