Page 42 - Хаджи Мурат

способности Николая.
После обеда Николай ездил в балет, где в трико маршировали сотни обнаженных
женщин. Одна особенно приглянулась ему, и, позвав балетмейстера, Николай благодарил его
и велел подарить ему перстень с брильянтами.
На другой день при докладе Чернышева Николай еще раз подтвердил свое
распоряжение Воронцову о том, чтобы теперь, когда вышел Хаджи-Мурат, усиленно
тревожить Чечню и сжимать ее кордонной линией.
Чернышев написал в этом смысле Воронцову, и другой фельдъегерь, загоняя лошадей и
разбивая лица ямщиков, поскакал в Тифлис.

XVI

Во исполнение этого предписания Николая Павловича, тотчас же, в январе 1852 года,
был предпринят набег в Чечню.
Отряд, назначенный в набег, состоял из четырех батальонов пехоты, двух сотен казаков
и восьми орудий. Колонна шла дорогой. По обеим же сторонам колонны непрерывной
цепью, спускаясь и поднимаясь по балкам, шли егеря в высоких сапогах, полушубках и
папахах, с ружьями на плечах и патронами на перевязи. Как всегда, отряд двигался по
неприятельской земле, соблюдая возможную тишину. Только изредка на канавках
позвякивали встряхнутые орудия, или не понимающая приказа о тишине фыркала или ржала
артиллерийская лошадь, или хриплым сдержанным голосом кричал рассерженный начальник
на своих подчиненных за то, что цепь или слишком растянулась, или слишком близко или
далеко идет от колонны. Один раз только тишина нарушилась тем, что из небольшой
куртинки колючки, находившейся между цепью и колонной, выскочила коза с белым
брюшком и задом и серой спинкой и такой же козел с небольшими, на спину закинутыми
рожками. Красивые испуганные животные большими прыжками, поджимая передние ноги,
налетели на колонну так близко, что некоторые солдаты с криками и хохотом побежали за
ними, намереваясь штыками заколоть их, но козы поворотили назад, проскочили сквозь цепь
и, преследуемые несколькими конными и ротными собаками, как птицы, умчались в горы.
Еще была зима, но солнце начинало ходить выше, и в полдень, когда вышедший рано
утром отряд прошел уже верст десять, пригревало так, что становилось жарко, и лучи его
были так ярки, что больно было смотреть на сталь штыков и на блестки, которые вдруг
вспыхивали на меди пушек, как маленькие солнца.
Позади была только что перейденная отрядом быстрая чистая речка, впереди —
обработанные поля и луга с неглубокими балками, еще впереди — таинственные черные
горы, покрытые лесом, за черными горами — еще выступающие скалы, и на высоком
горизонте — вечно прелестные, вечно изменяющиеся, играющие светом, как алмазы,
снеговые горы.
Впереди пятой роты шел, в черном сюртуке, в папахе и с шашкой через плечо, недавно
перешедший из гвардии высокий красивый офицер Бутлер, испытывая бодрое чувство
радости жизни и вместе с тем опасности смерти и желания деятельности и сознания
причастности к огромному, управляемому одной волей целому. Бутлер нынче во второй раз
выходил в дело, и ему радостно было думать, что вот сейчас начнут стрелять по ним и что он
не только не согнет головы под пролетающим ядром или не обратит внимания на свист пуль,
но, как это уже и было с ним, выше поднимет голову и с улыбкой в глазах будет оглядывать
товарищей и солдат и заговорит самым равнодушным голосом о чем-нибудь постороннем.
Отряд свернул с хорошей дороги и повернул на малоезженную, шедшую среди
кукурузного жнивья, и стал подходить к лесу, когда — не видно было, откуда — с зловещим
свистом пролетело ядро и ударилось в середине обоза, подле дороги, в кукурузное поле,
взрыв на нем землю.
— Начинается, — весело улыбаясь, сказал Бутлер шедшему с ним товарищу.
И действительно, вслед за ядром показалась из-за леса густая толпа конных чеченцев с