Page 46 - Хаджи Мурат

— Куда денщики подевались? — сказал Бутлер.
— Пьянствовать ушли, — сказала Марья Дмитриевна. — Да вам что?
— Дверь отпереть; у вас перед домом целая орава горцев. Хаджи-Мурат приехал.
— Еще выдумайте что-нибудь, — сказала Марья Дмитриевна, улыбаясь.
— Я не шучу. Правда. Стоят у крыльца.
— Да неужели вправду? — сказала Марья Дмитриевна.
— Что ж мне вам выдумывать. Подите посмотрите, они у крыльца стоят.
— Вот так оказия, — сказала Марья Дмитриевна, опустив рукава и ощупывая рукой
шпильки в своей густой косе. — Так я пойду разбужу Ивана Матвеевича, — сказала она.
— Нет, я сам пойду. А ты, Бондаренко, дверь поди отопри, — сказал Бутлер.
— Ну, и то хорошо, — сказала Марья Дмитриевна и опять взялась за свое дело.
Узнав, что к нему приехал Хаджи-Мурат, Иван Матвеевич, уже слышавший о том, что
Хаджи-Мурат в Грозной, нисколько не удивился этому, а, приподнявшись, скрутил
папироску, закурил и стал одеваться, громко откашливаясь и ворча на начальство, которое
прислало к нему «этого черта». Одевшись, он потребовал от денщика «лекарства». И
денщик, зная, что лекарством называлась водка, подал ему.
— Нет хуже смеси, — проворчал он, выпивая водку и закусывая черным хлебом. —
Вот вчера выпил чихиря, и болит голова. Ну, теперь готов, — закончил он и пошел в
гостиную, куда Бутлер уже провел Хаджи-Мурата и сопутствующего ему офицера.
Офицер, провожавший Хаджи-Мурата, передал Ивану Матвеевичу приказание
начальника левого фланга принять Хаджи-Мурата и, дозволяя ему иметь сообщение с
горцами через лазутчиков, отнюдь не выпускать его из крепости иначе как с конвоем
казаков.
Прочтя бумагу, Иван Матвеевич поглядел пристально на Хаджи-Мурата и опять стал
вникать в бумагу. Несколько раз переведя таким образом глаза с бумаги на гостя, он
остановил, наконец, свои глаза на Хаджи-Мурате и сказал:
— Якши, бек-якши. Пускай живет. Так и скажи ему, что мне приказано не выпускать
его. А что приказано, то свято. А поместим его — как думаешь, Бутлер? — поместим в
канцелярии?
Бутлер не успел ответить, как Марья Дмитриевна, пришедшая из кухни и стоявшая в
дверях, обратилась к Ивану Матвеевичу:
— Зачем в канцелярию? Поместите здесь. Кунацкую отдадим да кладовую. По крайней
мере на глазах будет, — сказала она и, взглянув на Хаджи-Мурата и встретившись с ним
глазами, поспешно отвернулась.
— Что же, я думаю, что Марья Дмитриевна права, — сказал Бутлер.
— Ну, ну, ступай, бабам тут нечего делать, — хмурясь, сказал Иван Матвеевич.
Во все время разговора Хаджи-Мурат сидел, заложив руку за рукоять кинжала, и
чуть-чуть презрительно улыбался. Он сказал, что ему все равно, где жить. Одно, что ему
нужно и что разрешено ему сардарем, это то, чтобы иметь сношения с горцами, и потому он
желает, чтобы их допускали к нему. Иван Матвеевич сказал, что это будет сделано, и
попросил Бутлера занять гостей, пока принесут им закусить и приготовят комнаты, сам же
он пойдет в канцелярию написать нужные бумаги и сделать нужные распоряжения.
Отношение Хаджи-Мурата к его новым знакомым сейчас же очень ясно определилось.
К Ивану Матвеевичу Хаджи-Мурат с первого знакомства с ним почувствовал отвращение и
презрение и всегда высокомерно обращался с ним. Марья Дмитриевна, которая готовила и
приносила ему пищу, особенно нравилась ему. Ему нравилась и ее простота, и особенная
красота чуждой ему народности, и бессознательно передававшееся ему ее влечение к нему.
Он старался не смотреть на нее, не говорить с нею, но глаза его невольно обращались к ней и
следили за ее движениями.
С Бутлером же он тотчас же, с первого знакомства, дружески сошелся и много и охотно
говорил с ним, расспрашивая его про его жизнь и рассказывая ему про свою и сообщая о тех
известиях, которые приносили ему лазутчики о положении его семьи, и даже советуясь с ним