Page 50 - Хаджи Мурат

Юсуфа.
— Напиши, что я пожалел тебя и не убью, а выколю глаза, как я делаю всем
изменникам. Иди.
Юсуф казался спокойным в присутствии Шамиля, но когда его вывели из кунацкой, он
бросился на того, кто вел его, и, выхватив у него из ножен кинжал, хотел им зарезаться, но
его схватили за руки, связали их и отвели опять в яму.

В этот вечер, когда кончилась вечерняя молитва и смеркалось, Шамиль надел белую
шубу и вышел за забор в ту часть двора, где помещались его жены, и направился к комнате
Аминет. Но Аминет не было там. Она была у старших жен. Тогда Шамиль, стараясь быть
незаметным, стал за дверь комнаты, дожидаясь ее. Но Аминет была сердита на Шамиля за то,
что он подарил шелковую материю не ей, а Зайдет. Она видела, как он вышел и как входил в
ее комнату, отыскивая ее, и нарочно не пошла к себе. Она долго стояла в двери комнаты
Зайдет и, тихо смеясь, глядела на белую фигуру, то входившую, то уходившую из ее
комнаты. Тщетно прождав ее, Шамиль вернулся к себе уже ко времени полуночной молитвы.

XX

Хаджи-Мурат прожил неделю в укреплении в доме Ивана Матвеевича. Несмотря на то,
что Марья Дмитриевна ссорилась с мохнатым Ханефи (Хаджи-Мурат взял с собой только
двух: Ханефи и Элдара) и вытолкала его раз из кухни, за что тот чуть не зарезал ее, она,
очевидно, питала особенные чувства и уважения и симпатии к Хаджи-Мурату. Она теперь
уже не подавала ему обедать, передав эту заботу Элдару, но пользовалась всяким случаем
увидать его и угодить ему. Она принимала также самое живое участие в переговорах об его
семье, знала, сколько у него жен, детей, каких лет, и всякий раз после посещения лазутчика
допрашивала, кого могла, о последствиях переговоров.
Бутлер же в эту неделю совсем сдружился с Хаджи-Муратом. Иногда Хаджи-Мурат
приходил в его комнату, иногда Бутлер приходил к нему. Иногда они беседовали через
переводчика, иногда же собственными средствами, знаками и, главное, улыбками.
Хаджи-Мурат, очевидно, полюбил Бутлера. Это видно было по отношению к Бутлеру
Элдара. Когда Бутлер входил в комнату Хаджи-Мурата, Элдар встречал Бутлера, радостно
оскаливая свои блестящие зубы, и поспешно подкладывал ему подушки под сиденье и
снимал с него шашку, если она была на нем.
Бутлер познакомился и сошелся также и с мохнатым Ханефи, названым братом
Хаджи-Мурата. Ханефи знал много горских песен и хорошо пел их. Хаджи-Мурат, в
угождение Бутлеру, призывал Ханефи и приказывал ему петь, называя те песни, которые он
считал хорошими. Голос у Ханефи был высокий тенор, и пел он необыкновенно отчетливо и
выразительно. Одна из песен особенно нравилась Хаджи-Мурату и поразила Бутлера своим
торжественно-грустным напевом. Бутлер попросил переводчика пересказать ее содержание и
записал ее.
Песня относилась к кровомщению — тому самому, что было между Ханефи и
Хаджи-Муратом.
Песня была такая:
«Высохнет земля на могиле моей — и забудешь ты меня, моя родная мать! Порастет
кладбище могильной травой — заглушит трава твое горе, мой старый отец. Слезы высохнут
на глазах сестры моей, улетит и горе из сердца ее.
Но не забудешь меня ты, мой старший брат, пока не отомстишь моей смерти. Не
забудешь ты меня, и второй мой брат, пока не ляжешь рядом со мной.
Горяча ты, пуля, и несешь ты смерть, но не ты ли была моей верной рабой? Земля
черная, ты покроешь меня, но не я ли тебя конем топтал? Холодна ты, смерть, но я был
твоим господином. Мое тело возьмет земля, мою душу примет небо».
Хаджи-Мурат всегда слушал эту песню с закрытыми глазами и, когда она кончалась