Page 55 - Хаджи Мурат

— Я бы дал, — сказал Иван Матвеевич, — сейчас отдал бы, да Машка не даст. Они, эти
бабы, очень уж прижимисты, черт их знает. А надо, надо выкрутиться, черт его возьми. У
того черта, у маркитанта, нет ли?
Но у маркитанта нечего было пробовать и занимать. Так что спасение Бутлера могло
прийти только от брата или от скупой родственницы.

XXII

Не достигнув своей цели в Чечне, Хаджи-Мурат вернулся в Тифлис и каждый день
ходил к Воронцову и, когда его принимали, умолял его собрать горских пленных и выменять
на них его семью. Он опять говорил, что без этого он связан и не может, как он хотел бы,
служить русским и уничтожить Шамиля. Воронцов неопределенно обещал сделать, что
может, но откладывал, говоря, что он решит дело, когда приедет в Тифлис генерал
Аргутинский и он переговорит с ним. Тогда Хаджи-Мурат стал просить Воронцова
разрешить ему съездить на время и пожить в Нухе, небольшом городке Закавказья, где он
полагал, что ему удобнее будет вести переговоры с Шамилем и с преданными ему людьми о
своей семье. Кроме того, в Нухе, магометанском городе, была мечеть, где он более удобно
мог исполнять требуемые магометанским законом молитвы. Воронцов написал об этом в
Петербург, а между тем все-таки разрешил Хаджи-Мурату переехать в Нуху.
Для Воронцова, для петербургских властей, так же как и для большинства русских
людей, знавших историю Хаджи-Мурата, история эта представлялась или счастливым
оборотом в кавказской войне, или просто интересным случаем; для Хаджи-Мурата же это
был, особенно в последнее время, страшный поворот в его жизни. Он бежал из гор, отчасти
спасая себя, отчасти из ненависти к Шамилю, и, как ни трудно было это бегство, он достиг
своей цели, и в первое время его радовал его успех и он действительно обдумывал планы
нападения на Шамиля. Но оказалось, что выход его семьи, который, он думал, легко
устроить, был труднее, чем он думал. Шамиль захватил его семью и, держа ее в плену,
обещал раздать женщин по аулам и убить или ослепить сына. Теперь Хаджи-Мурат
переезжал в Нуху с намерением попытаться через своих приверженцев в Дагестане
хитростью или силой вырвать семью от Шамиля. Последний лазутчик, который был у него в
Нухе, сообщил ему, что преданные ему аварцы собираются похитить его семью и выйти
вместе с семьею к русским, но людей, готовых на это, слишком мало, и что они не решаются
сделать этого в месте заключения семьи, в Ведено, но сделают это только в том случае, если
семью переведут из Ведено в другое место. Тогда на пути они обещаются сделать это.
Хаджи-Мурат велел сказать своим друзьям, что он обещает три тысячи рублей за выручку
семьи.
В Нухе Хаджи-Мурату был отведен небольшой дом в пять комнат, недалеко от мечети
и ханского дворца. В том же доме жили приставленные к нему офицеры и переводчик и его
нукеры. Жизнь Хаджи-Мурата проходила в ожидании и приеме лазутчиков из гор и в
разрешенных ему прогулках верхом по окрестностям Нухи.
Вернувшись 8 апреля с прогулки, Хаджи-Мурат узнал, что в его отсутствие приехал
чиновник из Тифлиса. Несмотря на все желание узнать, что привез ему чиновник,
Хаджи-Мурат, прежде чем идти в ту комнату, где его ожидали пристав с чиновником, пошел
к себе и совершил полуденную молитву. Окончив молитву, он вышел в другую комнату,
служившую гостиной и приемной. Приехавший из Тифлиса чиновник, толстенький статский
советник Кириллов, передал Хаджи-Мурату желание Воронцова, чтоб он к двенадцатому
числу приехал в Тифлис для свидания с Аргутинским.
— Якши, — сердито сказал Хаджи-Мурат.
Чиновник Кириллов не понравился ему.
— А деньги привез?
— Привез, — сказал Кириллов.
— За две недели теперь, — сказал Хаджи-Мурат и показал десять пальцев и еще