Page 9 - Хаджи Мурат

Васильевны.
Марья Васильевна, как всегда, не только крепко пожала, но и сильно тряхнула руку
Полторацкого. И еще раз напомнив ему его ошибку, когда он пошел с бубен, она улыбнулась
ему, как показалось Полторацкому, прелестной, ласковой и значительной улыбкой.

Полторацкий шел домой в том восторженном настроении, которое могут понимать
только люди, как он, выросшие и воспитанные в свете, когда они, после месяцев уединенной
военной жизни, вновь встречают женщину из своего прежнего круга. Да еще такую
женщину, как княгиня Воронцова.
Подойдя к домику, в котором он жил с товарищем, он толкнул входную дверь, но дверь
была заперта. Он стукнул. Дверь не отпиралась. Ему стало досадно, и он стал барабанить в
запертую дверь ногой и шашкой. За дверью послышались шаги, и Вавило, крепостной
дворовый человек Полторацкого, откинул крючок.
— С чего вздумал запирать?! Болван!
— Да разве можно, Алексей Владимир…
— Опять пьян! Вот я тебе покажу, как можно… Полторацкий хотел ударить Вавилу, но
раздумал.
— Ну, черт с тобой. Свечу зажги.
— Сею минутую.
Вавило был действительно выпивши, а выпил он потому, что был на именинах у
каптенармуса. Вернувшись домой, он задумался о своей жизни в сравнении с жизнью Ивана
Макеича, каптенармуса. Иван Макеич имел доходы, был женат и надеялся через год выйти в
чистую. Вавило же был мальчиком взят в верх, то есть в услужение господам, и вот уже ему
было сорок с лишком лет, а он не женился и жил походной жизнью при своем безалаберном
барине. Барин был хороший, дрался мало, но какая же это была жизнь! «Обещал дать
вольную, когда вернется с Кавказа. Да куда же мне идти с вольной. Собачья жизнь!» —
думал Вавило. И ему так захотелось спать, что он, боясь, чтобы кто-нибудь не вошел и не
унес что-нибудь, закинул крючок и заснул.
Полторацкий вошел в комнату, где он спал вместе с товарищем Тихоновым.
— Ну что, проигрался? — сказал проснувшийся Тихонов.
— Ан нет, семнадцать рублей выиграл, и клико бутылочку распили.
— И на Марью Васильевну смотрел?
— И на Марью Васильевну смотрел, — повторил Полторацкий.
— Скоро уж вставать, — сказал Тихонов, — и в шесть надо уж выступать.
— Вавило, — крикнул Полторацкий. — Смотри, хорошенько буди меня завтра в пять.
— Как же вас будить, когда вы деретесь.
— Я говорю, чтоб разбудить. Слышал?
— Слушаю.
Вавило ушел, унося сапоги и платье.
А Полторацкий лег в постель и, улыбаясь, закурил папироску и потушил свечу. Он в
темноте видел перед собою улыбающееся лицо Марьи Васильевны.

У Воронцовых тоже не сейчас заснули. Когда гости ушли, Марья Васильевна подошла
к мужу и, остановившись перед ним, строго сказала:
— Eh bieu, vous allez me dire ce que c'est?
— Mais, ma chère…
— Pas de «ma chère»! C'est un émissaire, n'est-ce pas?
— Quand même je ne puis pas vous le dire.
— Vous ne pouvez pas? Alors c'est moi qui vais vous le dire!
1
— Vous?

1 — Ну, ты скажешь мне, в чем дело?