Page 6 - Хаджи Мурат

— Отдаст, — сказал Панов.
— Известно, офицер хороший, — подтвердил Авдеев.
— Хороший, хороший, — мрачно продолжал начавший разговор, — а по моему совету,
надо роте поговорить с ним: коли взял, так скажи, сколько, когда отдашь.
— Как рота рассудит, — сказал Панов, отрываясь от трубки.
— Известное дело, мир — большой человек, — подтвердил Авдеев.
— Надо, вишь, овса купить да сапоги к весне справить, денежки нужны, а как он их
забрал… — настаивал недовольный.
— Говорю, как рота хочет, — повторил Панов. — Не в первый раз: возьмет и отдаст.
В те времена на Кавказе каждая рота заведовала сама через своих выборных всем
хозяйством. Она получала деньги от казны по шесть рублей пятьдесят копеек на человека и
сама себя продовольствовала: сажала капусту, косила сено, держала свои повозки, щеголяла
сытыми ротными лошадьми. Деньги же ротные находились в ящике, ключи от которого
были у ротного командира, и случалось часто, что ротный командир брал взаймы из ротного
ящика. Так было и теперь, и про это-то и говорили солдаты. Мрачный солдат Никитин хотел
потребовать отчет от ротного, а Панов и Авдеев считали, что этого не нужно было.
После Панова покурил и Никитин и, подстелив под себя шинель, сел, прислонясь к
дереву. Солдаты затихли. Только слышно было, как ветер шевелил высоко над головами
макушки дерев. Вдруг из-за этого неперестающего тихого шелеста послышался вой, визг,
плач, хохот шакалов.
— Вишь, проклятые, как заливаются, — сказал Авдеев.
— Это они с тебя смеются, что у тебя рожа набок, — сказал тонкий хохлацкий голос
четвертого солдата.
Опять все затихло, только ветер шевелил сучья дерев, то открывая, то закрывая звезды.
— А что, Антоныч, — вдруг спросил веселый Авдеев Панова, — бывает тебе когда
скучно?
— Какая же скука? — неохотно отвечал Панов.
— А мне другой раз так-то скучно, так скучно, что, кажись, и сам не знаю, что бы над
собою сделал.
— Вишь ты! — сказал Панов.
— Я тогда деньги-то пропил, ведь это все от скуки. Накатило, накатило на меня.
Думаю: дай пьян нарежусь.
— А бывает, с вина еще хуже.
— И это было. Да куда денешься?
— Да с чего ж скучаешь-то?
— Я-то? Да по дому скучаю.
— Что ж — богато жили?
— Не то что богачи, а жили справно. Хорошо жили. И Авдеев стал рассказывать то, что
он уже много раз рассказывал тому же Панову.
— Ведь я охотой за брата пошел, — рассказывал Авдеев. — У него ребята сам-пят! А
меня только женили. Матушка просить стала. Думаю: что мне! Авось попомнят мое добро.
Сходил к барину. Барин у нас хороший, говорит: «Молодец! ступай». Так и пошел за брата.
— Что ж, это хорошо, — сказал Панов.
— А вот веришь ли, Антоныч, теперь скучаю. И больше с того и скучаю, что зачем,
мол, за брата пошел. Он, мол, теперь царствует, а ты вот мучаешься. И что больше думаю, то
хуже. Такой грех, видно.
Авдеев помолчал.
— Аль покурим опять? — спросил Авдеев.
— Ну что ж, налаживай!
Но курить солдатам не пришлось. Только что Авдеев встал и хотел налаживать опять
трубку, как из-за шелеста ветра послышались шаги по дороге. Панов взял ружье и толкнул
ногой Никитина. Никитин встал на ноги и поднял шинель. Поднялся и третий — Бондаренко.