Page 7 - Хаджи Мурат

— А я, братцы, какой сон видел…
Авдеев шикнул на Бондаренку, и солдаты замерли, прислушиваясь. Мягкие шаги
людей, обутых не в сапоги, приближались. Все явственнее и явственнее слышалось в
темноте хрустение листьев и сухих веток. Потом послышался говор на том особенном,
гортанном языке, которым говорят чеченцы. Солдаты теперь не только слышали, но и
увидали две тени, проходившие в просвете между деревьями. Одна тень была пониже,
другая — повыше. Когда тени поравнялись с солдатами, Панов, с ружьем на руку, вместе с
своими двумя товарищами выступил на дорогу.
— Кто идет? — крикнул он.
— Чечен мирная, — заговорил тот, который был пониже. Это был Бата. — Ружье иок,
шашка иок, — говорил он, показывая на себя. — Кинезь надо.
Тот, который был повыше, молча стоял подле своего товарища. На нем тоже не было
оружия.
— Лазутчик. Значит — к полковому, — сказал Панов, объясняя своим товарищам.
— Кинезь Воронцов крепко надо, большой дело надо, — говорил Бата.
— Ладно, ладно, сведем, — сказал Панов. — Что ж, веди, что ли, ты с Бондаренкой, —
обратился он к Авдееву, — а сдашь дежурному, приходи опять. Смотри, — сказал Панов, —
осторожней, впереди себя вели идти. А то ведь эти гололобые — ловкачи.
— А что это? — сказал Авдеев, сделав движение ружьем с штыком, как будто он
закалывает. — Пырну разок — и пар вон.
— Куда ж он годится, коли заколешь, — сказал Бондаренко. — Ну, марш!
Когда затихли шаги двух солдат с лазутчиками, Панов и Никитин вернулись на свое
место.
— И черт их носит по ночам! — сказал Никитин.
— Стало быть, нужно, — сказал Панов. — А свежо стало, — прибавил он и, раскатав
шинель, надел и сел к дереву.
Часа через два вернулся и Авдеев с Бондаренкой.
— Что же, сдали? — спросил Панов.
— Сдали. А у полкового еще не спят. Прямо к нему свели. А какие эти, братец ты мой,
гололобые ребята хорошие, — продолжал Авдеев. — Ей-богу! Я с ними как разговорился.
— Ты, известно, разговоришься, — недовольно сказал Никитин.
— Право, совсем как российские. Один женатый. Марушка, говорю, бар? — Бар,
говорит. — Баранчук, говорю, бар? — Бар. — Много? — Парочка, говорит. — Так
разговорились хорошо. Хорошие ребята.
— Как же, хорошие, — сказал Никитин, — попадись ему только один на один, он тебе
требуху выпустит.
— Должно, скоро светать будет, — сказал Панов.
— Да, уж звездочки потухать стали, — сказал Авдеев, усаживаясь.
И солдаты опять затихли.

III

В окнах казарм и солдатских домиков давно уже было темно, но в одном из лучших
домов крепости светились еще все окна. Дом этот занимал полковой командир Куринского
полка, сын главнокомандующего, флигель-адъютант князь Семен Михайлович Воронцов.
Воронцов жил с женой, Марьей Васильевной, знаменитой петербургской красавицей, и жил
в маленькой кавказской крепости роскошно, как никто никогда не жил здесь. Воронцову, и в
особенности его жене, казалось, что они живут здесь не только скромной, но исполненной
лишений жизнью; здешних же жителей жизнь эта удивляла своей необыкновенной
роскошью.
Теперь, в двенадцать часов ночи, в большой гостиной, с ковром во всю комнату, с
опущенными тяжелыми портьерами, за ломберным столом, освещенным четырьмя свечами,