Page 8 - Морская душа
P. 8
складе.
Вторая причина — отсутствие прицелов и решительная невозможность приспособить к
этой древней постройке современные — также была им отведена. Полковник, выслушивая
жалобы на капризы техники, обычно отвечал мудрой штурманской поговоркой: "Нет плохих
инструментов, есть только плохие штурмана". И он тут же блестяще доказал, что для
предполагаемого им применения этих орудий прицелы вовсе не нужны.
Одну из пушек выкатили на пустырь. Удивляясь перемене судьбы и покряхтывая
лафетом, старушка развернулась и уставилась подслеповатым своим жерлом на подбитый
бомбой грузовик метрах в двухстах от нее. Наводчик, обученный полковником, присел на
корточки и, заглядывая в дуло, как в телескоп, начал командовать морякам, взявшимся за
хобот лафета:
— Правей… Еще чуть правей… Теперь чуточку левей… Стоп!
Потом замок щелкнул, проглотив патрон, и старая пушка ахнула, сама поразившись
своей прыти: грузовик подскочил и повалился набок.
Именно так все четыре "пушки без мушки" били впоследствии немецкие машины на
шоссе возле Темишева. Их установили в укрытии для защиты отхода бригады, и они
исправно повалили девять немецких грузовиков с пехотой, добавив разбегающимся
фашистам хорошую порцию шрапнели прямой наводкой. Именно так они били по танкам, и
так же работала под Итальянским кладбищем последняя "пушка без мушки". Три остальные
погибли в боях, их пришлось оставить при переходе через горы, где тракторы были нужны
для более современных орудий. Но четвертую полковник все же довез до Севастополя.
Здесь ей дали новую задачу: работать как кочующее орудие. Ее установили в двухстах-
трехстах метрах от немецких окопов и, выбрав время, когда артиллерия начинала бить по
неприятелю, добавляли под общий шум и свои снаряды. Маленькие, но злые, они точно
ложились в траншеи, пока разъяренные фашисты не распознавали места "пушки без мушки".
Тогда на нее сыпался ураган снарядов.
Ночью моряки откапывали свою "пушку без мушки" из завалившей ее земли,
впрягались в нее и без лишнего шума перетаскивали на новое место, поближе к противнику,
отрыв рядом надежное укрытие для себя. Немцы снова с изумлением получали на голову
точные снаряды бессмертной пушки — и все начиналось сначала.
С гордостью представляя мне свою любимицу, бригадный комиссар Ехлаков
подчеркнул:
— Золото, а не пушка! В нее немцы полторы сотни снарядов зараз кладут, а сделать
ничего не могут. Расчет в блиндаже покуривает, а ей, голубушке, эта стрельба безопасна. Ты
сам посуди: прицела нет, панорамы нет, ломких деталей нет, штурвальчиков разных нет.
Есть ствол да колеса. А их только прямым попаданием разобьешь. Когда-то еще прямое
будет, а на осколки она чихает с присвистом… Понятно?
В самом деле, все было понятно.
ПОДАРОК ВОЕНКОМА
Мы сидели в подвале разрушенной чайханы под Итальянским кладбищем, где было
что-то вроде клуба для моряков третьего батальона, и снайпер Васильев показывал мне свою
записную книжку. В ней стояли только цифры. Так, запись "14-9/1-2" означала, что
четырнадцатого числа Васильев убил девять солдат и одного офицера и ранил двоих (кого
именно — офицеров или солдат, — Васильев из самолюбия не помечал: промах, не очень
чистая работа!). Он рассказывал мне, как сговаривается с минометчиками (они дают залп по
траншее, а он бьет выбегающих оттуда фашистов), как выслеживает он тропинки, как
выползает на свою позицию на откосе скалы, — и, говоря это, он все время с завистью косил
взглядом в угол «клуба».
Там в полутьме играл баян и военком бригады плясал. Это был его отдых.
Военком был удивительным человеком, сгустком энергии, пружиной, все время