Page 80 - Петербурские повести
P. 80

Тьфу, к черту!.. Экая дрянь!.. И как можно наполнять письма эдакими глупостями. Мне
               подавайте  человека!  Я  хочу  видеть  человека;  я  требую  пищи  –  той,  которая  бы  питала  и
               услаждала мою душу; а вместо того эдакие пустяки... Перевернем через страницу, не будет
               ли лучше:

                                ...Софи сидела за столиком и что-то  шила. Я глядела в окно, потому что  я
                          люблю  рассматривать  прохожих.  Как  вдруг  вошел  лакей  и  сказал:  «Теплов!»  –
                          «Проси, – закричала Софи и бросилась обнимать меня. – Ах, Меджи, Меджи! Если
                          б  ты  знала,  кто  это:  брюнет,  камер-юнкер,  а  глаза  какие!  черные  и  светлые,  как
                          огонь».  И  Софи  убежала  к  себе.  Минуту  спустя  вошел  молодой  камер-юнкер  с
                          черными бакенбардами, подошел к зеркалу, поправил волоса и осмотрел комнату.
                          Я поворчала и села на свое место. Софи скоро вышла и весело поклонилась на его
                          шарканье; а я себе, так, как будто не замечая ничего, продолжала глядеть в окошко;
                          однако  ж  голову  наклонила  несколько  набок  и  старалась  услышать,  о  чем  они
                          говорят. Ах, ma chere! о каком вздоре они говорили! Они говорили о том, как одна
                          дама в танцах вместо одной какой-то фигуры сделала другую; также, что какой-то
                          Бобов был очень похож в своем жабо на аиста и чуть было не упал; что какая-то
                          Лидина воображает, что у ней голубые глаза, между тем как они зеленые, – и тому
                          подобное.  «Куда  ж, –  подумала  я  сама  в  себе, –  если  сравнить  камер-юнкера  с
                          Трезором!» Небо! какая разница! Во-первых, у камер-юнкера совершенно гладкое
                          широкое лицо и вокруг бакенбарды, как будто бы он обвязал его черным платком;
                          а у Трезора мордочка тоненькая, и на самом лбу белая лысинка. Талию Трезора и
                          сравнить нельзя с камер-юнкерскою. А глаза, приемы, ухватки совершенно не те.
                          О, какая разница! Я не знаю, mа chere, что она нашла в своем Теплове. Отчего она
                          так им восхищается?..

                     Мне  самому  кажется,  здесь  что-нибудь  да  не  так.  Не  может  быть,  чтобы  ее  мог  так
               обворожить камер-юнкер. Посмотрим далее:

                                Мне кажется, если этот камер-юнкер нравится, то скоро будет нравиться и
                          тот чиновник, который сидит у папа  в кабинете. Ах, ma chere, если бы ты  знала,
                          какой это урод. Совершенная черепаха в мешке...

                     Какой же бы это чиновник?..

                                Фамилия его престранная. Он всегда сидит и чинит перья. Волоса на голове
                          его очень похожи на сено. Папа  всегда посылает его вместо слуги...

                     Мне кажется, что эта мерзкая собачонка метит на меня. Где ж у меня волоса как сено?

                                Софи никак не может удержаться от смеха, когда глядит на него.

                     Врешь ты, проклятая собачонка! Экой мерзкий язык! Как будто я не знаю, что это дело
               зависти.  Как  будто  я  не  знаю,  чьи  здесь  штуки.  Это  штуки  начальника  отделения.  Ведь
               поклялся же человек непримиримою ненавистию – и вот вредит да и вредит, на каждом шагу
               вредит. Посмотрим, однако же, еще одно письмо. Там, может быть, дело раскроется само
               собою.

                                Ma  chere  Фидель,  ты  извини  меня,  что  так  давно  не  писала.  Я  была  в
                          совершенном  упоении.  Подлинно  справедливо  сказал  какой-то  писатель,  что
                          любовь  есть  вторая  жизнь.  Притом  же  у  нас  в  доме  теперь  большие  перемены.
                          Камер-юнкер теперь у нас каждый день. Софи влюблена в него до безумия. Папа
                          очень  весел.  Я  даже  слышала  от  нашего  Григория,  который  метет  пол  и  всегда
                          почти разговаривает сам с собою, что скоро будет свадьба; потому что папа  хочет
                          непременно видеть Софи или за генералом, или за камер-юнкером, или за военным
   75   76   77   78   79   80   81   82   83   84   85