Page 10 - Ранние журавли

свете!»
Ну и, конечно, запомнилась комната смеха. Там над самим собой смеешься сколько
тебе влезет…
Султанмурат покосился на Мырзагуль, сидящую через несколько парт. «Тебя бы туда,
в комнату смеха! — подумал он озорно. — Сразу бы по-другому заговорила, красавица! Как
увидела бы себя в тех зеркалах, перестала бы важничать». Но он тут же устыдился своих
мыслей. Чего он к ней пристал, что плохого она ему сделала? Девочка как девочка, ну
7
красивая, красивее всех в классе. Так что, виновата, что ли? Бывает, и «жаман" схватывает.
Однажды учительница отобрала у нее на уроке зеркальце. Рано, говорит, любоваться
начала. Мырзагуль сделалась красной-красной от стыда, чуть не заплакала. А ему почему-то
обидно стало за нее. Подумаешь, зеркальце какое-то, а если оно случайно оказалось в ее
руках…
Глянув еще раз в ту сторону, Султанмурат пожалел ее. Посинела Мырзагуль,
съежилась от холода, глаза влажно поблескивают, как мокрые камни, может быть, она
плачет. Ведь у нее и отец и брат на фронте… А он о ней так плохо думает. Вот дурак,
действительно дурак.
Многие в классе кашляют от простуды. Может быть, и самому покашлять? И он стал
нарочно кашлять, вздрагивать и кривляться. А что, все кашляют, а он чем хуже? Инкамал-
апай покосилась на него многозначительно и продолжала свои объяснения.

3

После зверинца и комнаты смеха пошли они на толкучку. И здесь купили подарки.
Аджимурату пугач, новенький, красивый, сверкающий металлическим блеском, загляденье,
прямо как всамделишный наган. А девочкам какие-то мягкие цветные мячики на резинке.
Подергаешь резинку — и мячик подскакивает то вверх, то вниз. Матери платок купили и
потом разных сладостей…
Весь базар обошли, все повидали, на карусели только не стал он кататься, да и отец не
предложил. Это, говорит, для малышей, а ты уже джигит, года через два женить тебя будем.
Пошутил. Ну, постояли возле карусели, поглядели. А потом отец заторопил. Надо, говорит,
успеть на станцию, на нефтебазу, залить бочки — да в обратный путь. Время уже позднее. И
правда, солнце уже клонилось за город, когда они приехали на нефтебазу. Отсюда поехали
окраиной, подкрепились в попутной чайхане пловом и двинулись назад.
В сумерках покинули пригородные сады и снова очутились на той дороге, по которой
приехали днем в город. Вечер стоял теплый, настоянный на запахах летних трав. Лягушки
заквакали в придорожных арыках. Лошади шли мерным шагом, с полными бочками не
очень-то побежишь. Мало-помалу Султанмурата стало клонить ко сну. Устал. Как не устать
— день-то был всем дням день. Жаль, что негде было на бричке растянуться и уснуть. Уж
очень хотелось спать. Привалился Султанмурат к плечу отца и заснул как ни в чем не
бывало. Время от времени просыпался на ухабинах и снова засыпал неодолимым сном. И,
перед тем как уснуть, всякий раз успевал подумать, как здорово, что на свете есть отцы.
Покойно и надежно было ему на крепком отцовском плече. А бричка погромыхивала и
поскрипывала, кони стучали копытами.
Не помнил Султанмурат, сколько проехали, только вдруг бричка остановилась. Колеса
перестали стучать. Все умолкло. Отец поднял его на руки и куда-то понес.
— Вот какой вымахал, не утащишь. Тяжеленный какой стал, — бормотал он, прижимая
его к груди.
Потом уложил его на кучу сена, прикрыл фуфайкой и сказал:
— Ты спи, а я выпрягу лошадей попастись.

7 «Жаман» — оценка «плохо».