Page 9 - Ранние журавли

мокрыми ушами, все так же вскидывая челки на бегу и отмахиваясь от дорожных мух.
— Ата, а который старше? — спросил отца Султанмурат. — Чабдар или Чонтору?
— Чонтору старше года на три. Замечаю я: Чонтору начинает понемногу стареть, сдает
иногда. А Чабдар в самой силе. Крепкий, быстрый конь. На нем и на скачках обставишь
многих. Раньше о таких лошадях говорили: конь джигита.
Султанмурат обрадовался за Чабдара, потому что Чабдар ему больше нравился. Масть
необыкновенная — чалая, в крапинку. Да и сам мерин норова не вредного, красив, силен.
— А мне Чабдар больше нравится, — сказал он отцу. — Чонтору злой. Так и косит
глазом.
— Не злой, а умный, — усмехнулся отец. — Не любит, когда ему докучают без дела. —
И, помолчав, добавил: — Оба хороши.
Сын тоже согласился.
— Оба хороши, — повторил он, погоняя коней.
Через некоторое время отец сказал:
— Ну-ка, придержи малость, останови бричку. — И посвистел спокойно,
выжидательно. — Лошади помочиться хотят, а сказать не могут. Замечать надо.
И в самом деле оба мерина начали мочиться на дорогу шумными, пенистыми струями,
а плотная, мелкая, как пудра, пыль под ногами взбухла пузырями, набирая влагу.
Потом они снова двинулись в путь. Дорога все уходила и уходила вперед, а горы
позади оставались все дальше и дальше.
Вскоре завиднелись сады городской окраины. На дороге стало оживленней. Здесь отец
снова взял вожжи в свои руки. И правильно сделал. Теперь Султанмурату было не до
вожжей и не до коней. Начинался город. Он оглушил шумом, красками и запахами. Будто
взяли да кинули в бурный поток, и тот понес, кружа и подбрасывая в волнах.
Вот тогда, в тот счастливейший день, и повезло ему как никому на свете: на Атчабаре,
на большом джамбулском скотном базаре, оказался приезжий зверинец. Надо же быть
такому совпадению; человек первый раз приезжает в город — тут зверинец с невиданными
зверями, да еще карусель, да еще аттракцион кривых зеркал.

2

В комнату смеха он ходил три раза. Нахохочется, успокоится и снова туда, к зеркалам,
чудовищным и кривым. Ну и рожи, ну и дела! Век думай, не придумаешь такого — хоть
стой, хоть падай!
Оставив бричку для присмотра у знакомого чайханщика, отец водил его по базару.
Вначале здоровались с друзьями отца — со здешними узбеками. «Ассалам алейкум! Вот мой
старший сын!» — представлял Бек-бай сына. Узбеки привечали Султанмурата, привстав с
места и прикладывая руку к груди. «Вежливый народ! — довольно отзывался отец. — Узбек
не посмотрит, что ты младше годами, — всегда уважит…»
Потом ходили по торговым рядам, по магазинам и, главное, по зверинцу.
Проталкиваясь в толпе, заглядывали во все клетки и загоны. Слон, медведи, обезьяны —
кого там только не было…
Особенно запомнился Султанмурату огромный, серо-пепельный, как бугор после
выжженной травы, слон, все переступающий с ноги на ногу и раскачивающий хоботом. Вот
это да! Стояли люди, глазели на слона и всякие байки рассказывали. Что он мышей боится.
Что дразнить его нельзя, не дай бог, сорвется с цепей, порушит весь город на мелкие
черепки. Но больше всего понравился Султанмурату рассказ одного старика узбека, тот
сказал, что слон — самое умное животное на свете. Хоботом поднимает он здоровенные
бревна на лесных работах, но и хоботом младенца подберет с земли, если змея или еще
какая-нибудь опасность угрожает ребенку, а взрослых поблизости нет.
Такие рассказы и отцу нравились. Стоял он, удивленно покачивая головой, цокая
языком, и каждый раз обращался к сыну: «Ты слышал? Вот ведь какие чудеса бывают на