Page 30 - Роковые яйца

произошло нечто, которое прервало его раньше времени. Именно, в Концовке собаки,
которым по времени уже следовало бы спать, подняли вдруг невыносимый лай, который
постепенно перешел в общий мучительный вой. Вой, разрастаясь, полетел по полям, и вою
вдруг ответил трескучий в миллион голосов концерт лягушек на прудах. Все это было так
жутко, что показалось даже на мгновенье, будто померкла таинственная, колдовская ночь.
Александр Семенович оставил флейту и вышел на веранду.
— Маня. Ты слышишь? Вот проклятые собаки... Чего они, как ты думаешь,
разбесились?
— Откуда я знаю? — ответила Маня, глядя на луну.
— Знаешь, Манечка, пойдем посмотрим на яички, — предложил Александр Семенович.
— Ей-Богу, Александр Семенович, ты совсем помешался со своими яйцами и курами.
Отдохни ты немножко!
— Нет, Манечка, пойдем.
В оранжерее горел яркий шар. Пришла и Дуня с горящим лицом и блистающими
глазами. Александр Семенович нежно открыл контрольные стекла, и все стали поглядывать
внутрь камер. На белом асбестовом полу лежали правильными рядами испещренные
пятнами ярко-красные яйца, в камерах было беззвучно... а шар вверху в 15 000 свечей тихо
шипел...
— Эх, выведу я цыпляток! — с энтузиазмом говорил Александр Семенович, заглядывая
то сбоку в контрольные прорезы, то сверху, через широкие вентиляционные отверстия. —
Вот увидите... Что? Не выведу?
— А вы знаете, Александр Семенович, — сказала Дуня, улыбаясь, — мужики в
Концовке говорили, что вы антихрист. Говорят, что ваши яйца дьявольские. Грех машиной
выводить. Убить вас хотели.
Александр Семенович вздрогнул и повернулся к жене. Лицо его пожелтело.
— Ну, что вы скажете? Вот народ! Ну что вы сделаете с таким народом? А? Манечка,
надо будет им собрание сделать... Завтра вызову из уезда работников. Я им сам скажу речь.
Надо будет вообще тут поработать... А то это медвежий какой-то угол...
— Темнота, — молвил охранитель, расположившийся на своей шинели у двери
оранжереи.
Следующий день ознаменовался страннейшими и необъяснимыми происшествиями.
Утром, при первом же блеске солнца, рощи, которые приветствовали обычно светило
неумолчным и мощным стрекотанием птиц, встретили его полным безмолвием. Это было
замечено решительно всеми. Словно пред грозой. Но никакой грозы и в помине не было.
Разговоры в совхозе приняли странный и двусмысленный для Александра Семеновича
оттенок, и в особенности потому, что со слов дяди по прозвищу Козий Зоб, известного
смутьяна и мудреца из Концовки, стало известно, что якобы все птицы собрались в косяки и
на рассвете убрались куда-то из Шереметева вон, на север, что было просто глупо.
Александр Семенович очень расстроился и целый день потратил на то, чтобы созвониться с
городом Грачевкой. Оттуда обещали Александру Семеновичу прислать дня через два
ораторов на две темы — международное положение и вопрос о «Добро-куре».
Вечер тоже был не без сюрпризов. Если утром умолкли рощи, показав вполне ясно, как
подозрительно неприятна тишина среди деревьев, если в полдень убрались куда-то воробьи с
совхозовского двора, то к вечеру умолк пруд в Шереметевке. Это было поистине
изумительно, ибо всем в окрестностях на сорок верст было превосходно известно знаменитое
стрекотание шереметевских лягушек. А теперь они словно вымерли. С пруда ие доносилось
ни одного голоса и беззвучно стояла осока. Нужно признаться, что Александр Семенович
окончательно расстроился. Об этих происшествиях начали толковать, и толковать самым
неприятным образом, то есть за спиной Александра Семеновича.
— Действительно, это странно, — сказал за обедом Александр Семенович жене, — я не
могу понять, зачем этим птицам понадобилось улетать?
— Откуда я знаю? — ответила Маня. — Может быть, от твоего луча?