Page 35 - Роковые яйца

то за нею. Похоже было, что где-то шипит паровоз. Зау-зау... зау-зау... с-с-с-с-с... — шипела
оранжерея.
— А ну-ка, осторожно, — шепнул Щукин, и, стараясь не стучать каблуками, агенты
придвинулись к самым стеклам и заглянули в оранжерею.
Тотчас Полайтис откинулся назад, и лицо его стало бледно. Щукин открыл рот и
застыл с револьвером в руке.
Вся оранжерея жила, как червивая каша. Свиваясь и развиваясь в клубки, шипя и
разворачиваясь, шаря и качая головами, по полу оранжереи ползли огромные змеи. Битая
скорлупа валялась на полу и хрустела под их телами. Вверху бледно горел огромной силы
электрический шар, и от этого вся внутренность оранжереи освещалась странным
кинематографическим светом. На полу торчали три темных, словно фотографических,
огромных ящика, два из них, сдвинутые и покосившиеся, потухли, а в третьем горело
небольшое густо-малиновое световое пятно. Змеи всех размеров ползли по проводам,
поднимались по переплетам рам, вылезали через отверстия в крыше. На самом
электрическом шаре висела совершенно черная, пятнистая змея в несколько аршин, и голова
ее качалась у шара, как маятник. Какие-то погремушки звякали в шипении, из оранжереи
тянуло странным гнилостным, словно прудовым запахом. И еще смутно разглядели агенты
кучи белых яиц, валяющиеся в пыльных углах, и странную гигантскую голенастую птнцу,
лежащую неподвижно у камер, и труп человека в сером у двери, рядом с винтовкой.
— Назад, — крикнул Щукин и стал пятиться, левой рукою отдавливая Полайтиса и
поднимая правою револьвер. Он успел выстрелить раз девять, прошипев и выбросив около
оранжереи зеленоватую молнию. Звук страшно усилился, и в ответ на стрельбу Щукина вся
оранжерея пришла в бешеное движение, и плоские головы замелькали во всех дырах. Гром
тотчас же начал скакать по всему совхозу и играть отблесками на стенах. Чах-чах-чах-тах, —
стрелял Полайтис, отступая задом. Странный четырехлапый шорох послышался за спиной, и
Полайтис вдруг страшно крикнул, падая навзничь. Существо на вывернутых лапах,
коричнево-зеленого цвета, с громадной острой мордой, с гребенчатым хвостом, похожее на
страшных размеров ящерицу, выкатилось из-за угла сарая и, яростно перекусив ногу
Полайтису, сбило его на землю.
— Помоги, — крикнул Полайтис, и тотчас левая рука его попала в пасть и хрустнула,
правой рукой он, тщетно пытаясь поднять ее, повез револьвером по земле. Щукин обернулся
и заметался. Раз он успел выстрелить, но сильно взял в сторону, потому что боялся убить
товарища. Второй раз он выстрелил по направлению оранжереи, потому что оттуда среди
небольших змеиных морд высунулась одна огромная, оливковая, и туловище выскочило
прямо по направлению к нему. Этим выстрелом он гигантскую змею убил и опять, прыгая и
вертясь возле Полайтиса, полумертвого уже в пасти крокодила, выбирал место, куда бы
выстрелить, чтобы убить страшного гада, не тронув агента. Наконец это ему удалось. Из
электроревольвера хлопнуло два раза, осветив вокруг все зеленоватым светом, и крокодил,
прыгнув, вытянулся, окоченев, и выпустил Полайтиса. Кровь у того текла из рукава, текла
изо рта, и он, припадая на правую здоровую руку, тянул переломленную левую ногу. Глаза
его угасали.
— Щукин... беги, — промычал он, всхлипывая.
Щукин выстрелил несколько раз по направлению оранжереи, и в ней вылетело
несколько стекол. Но огромная пружина, оливковая и гибкая, сзади, выскочив из
подвального окна, перескользнула двор, заняв его весь пятисаженным телом, и во мгновение
обвила ноги Щукина. Его швырнуло вниз на землю, и блестящий револьвер отпрыгнул в
сторону. Щукин крикнул мощно, потом задохся, потом кольца скрыли его совершенно,
кроме головы. Кольцо прошло раз по голове, сдирая с нее скальп, и голова эта треснула.
Больше в совхозе не послышалось ни одного выстрела. Все погасил шипящий, покрывающий
звук. И в ответ ему очень далеко по ветру донесся из Концовки вой, но теперь уже нельзя
было разобрать, чей это вой, собачий или человечий.