Page 5 - Роковые яйца

которую сдвигать нельзя. Понял?
— У-у-у, по-по-понял, — ответил Панкрат, ничего не поняв. Он пошатывался и рычал.
— Нет, слушай, ты проснись, Панкрат, — молвил зоолог и легонько потыкал Панкрата
в ребра, отчего у того на лице получился испуг и некоторая тень осмысленности в глазах. —
Кабинет я запер, — продолжал Персиков, — так убирать его не нужно до моего прихода.
Понял?
— Слушаю-с, — прохрипел Панкрат.
— Ну вот и прекрасно, ложись спать.
Панкрат повернулся, исчез в двери и тотчас обрушился на постель, а профессор стал
одеваться в вестибюле. Он надел серое летнее пальто и мягкую шляпу, затем, вспомнив про
картину в микроскопе, уставился на свои калоши и несколько секунд глядел на них, словно
видел их впервые. Затем левую надел и на левую хотел надеть правую, но та не полезла.
— Какая чудовищная случайность, что он меня отозвал, — сказал ученый, — иначе я
его так бы и не заметил. Но что это сулит?.. Ведь это сулит черт знает что такое!.. —
Профессор усмехнулся, прищурился на калоши и левую снял, а правую надел. — Боже мой!
Ведь даже нельзя представить себе всех последствий... — Профессор с презрением ткнул
левую калошу, которая раздражала его, не желая налезать на правую, и пошел к выходу в
одной калоше. Тут же он потерял носовой платок и вышел, хлопнув тяжелою дверью. На
крыльце он долго искал в карманах спичек, хлопая себя по бокам, не нашел и тронулся по
улице с незажженной папиросой во рту.
Ни одного человека ученый не встретил до самого храма. Там профессор, задрав
голову, приковался к золотому шлему. Солнце сладостно лизало его с одной стороны.
— Как же раньше я не видал его, какая случайность?.. Тьфу, дурак, — профессор
наклонился и задумался, глядя на разно обутые ноги, — гм... как же быть? К Панкрату
вернуться? Нет, его не разбудишь. Бросить ее, подлую, жалко. Придется в руках нести. — Он
снял калошу и брезгливо понес ее.
На стареньком автомобиле с Пречистенки выехали трое. Двое пьяненьких и на коленях
у них ярко раскрашенная женщина в шелковых шароварах по моде 28-го года.
— Эх, папаша! — крикнула она низким сиповатым голосом. — Что ж ты другую-то
калошку пропил?
3
Видно, в «Альказаре» набрался старичок, — завыл левый пьяненький, правый
высунулся из автомобиля и прокричал:
— Отец, что, ночная на Волхонке открыта? Мы туда!
Профессор строго посмотрел на них поверх очков, выронил изо рта папиросу и тотчас
забыл об их существовании. На Пречистенском бульваре рождалась солнечная прорезь, а
шлем Христа начал пылать. Вышло солнце.

Глава III
ПЕРСИКОВ ПОЙМАЛ

Дело было вот в чем. Когда профессор приблизил свой гениальный глаз к окуляру, он
впервые в жизни обратил внимание на то, что в разноцветном завитке особенно ярко и
жирно выделялся один луч. Луч этот был ярко-красного цвета и из завитка выпадал, как
маленькое острие, ну, скажем, с иголку, что ли.
Просто уж такое несчастье, что на несколько секунд луч этот приковал наметанный
глаз виртуоза.
В нем, в луче, профессор разглядел то, что было в тысячу раз значительнее и важнее
самого луча, непрочного дитяти, случайно родившегося при движении зеркала и объектива

3 ...в «Альказаре»... — В Москве было несколько «Альказаров». В данном случае, очевидно, имеется в виду
ресторан «Альказар» на Остоженке.