Page 6 - Роковые яйца

микроскопа. Благодаря тому, что ассистент отозвал профессора, амебы пролежали полтора
часа под действием этого луча, и получилось вот что: в то время, как в диске вне луча
зернистые амебы валялись вяло и беспомощно, в том месте, где пролегал красный
заостренный меч, происходили странные явления. В красной полосочке кипела жизнь.
Серенькие амебы, выпуская ложноножки, тянулись изо всех сил в красную полосу и в ней
(словно волшебным образом) оживали. Какая-то сила вдохнула в них дух жизни. Они лезли
стаей и боролись друг с другом за место в луче. В нем шло бешеное, другого слова не
подобрать, размножение. Ломая и опрокидывая все законы, известные Персикову, как свои
пять пальцев, они почковались на его глазах с молниеносной быстротой. Они разваливались
на части в луче, и каждая из частей в течение двух секунд становилась новым и свежим
организмом. Эти организмы в несколько мгновений достигали роста и зрелости лишь затем,
чтобы в свою очередь тотчас же дать новое поколение. В красной полосе, а потом и во всем
диске стало тесно и началась неизбежная борьба. Вновь рожденные яростно набрасывались
друг на друга и рвали в клочья и глотали. Среди рожденных лежали трупы погибших в
борьбе за существование. Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны. Во-
первых, они объемом приблизительно в два раза превышали обыкновенных амеб, а во-
вторых, отличались какою-то особенной злобой и резвостью. Движения их были
стремительны, их ложноножки гораздо длиннее нормальных, и работали они ими, без
преувеличения, как спруты щупальцами.
Во второй вечер профессор, осунувшийся и побледневший, без пищи, взвинчивая себя
лишь толстыми самокрутками, изучал новое поколение амеб, а в третий день он перешел к
первоисточнику, то есть к красному лучу.
Газ тихонько шипел в горелке, опять по улице шаркало движение, и профессор,
отравленный сотой папиросою, полузакрыв глаза, откинулся на спинку винтового кресла.
— Да, теперь все ясно. Их оживил луч. Это новый, не исследованный никем, никем не
обнаруженный луч. Первое, что придется выяснить, это — получается ли он только от
электричества или также и от солнца, — бормотал Персиков самому себе.
И в течение еще одной ночи это выяснилось. В три микроскопа Персиков поймал три
луча, от солнца ничего не поймал и выразился так:
— Надо полагать, что в спектре солнца его нет... гм... ну, одним словом, надо полагать,
что добыть его можно только от электрического света. — Он любовно поглядел на матовый
шар вверху, вдохновенно подумал и пригласил к себе в кабинет Иванова. Он все ему
рассказал и показал амеб.
Приват-доцент Иванов был поражен, совершенно раздавлен: как же такая простая
вещь, как эта тоненькая стрела, не была замечена раньше, черт возьми! Да кем угодно, и хотя
бы им, Ивановым. И действительно, это чудовищно! Вы только посмотрите...
— Вы посмотрите, Владимир Ипатьич, — говорил Иванов, в ужасе прилипая глазом к
окуляру, — что делается?! Они растут на моих глазах... Гляньте, гляньте...
— Я их наблюдаю уже третий день, — вдохновенно ответил Персиков.
Затем произошел между двумя учеными разговор, смысл которого сводился к
следующему: приват-доцент Иванов берется соорудить при помощи линз и зеркал камеру, в
которой можно будет получить этот луч в увеличенном виде и вне микроскопа. Иванов
надеется, даже совершенно уверен, что это чрезвычайно просто. Луч он получит, Владимир
Ипатьич может в этом не сомневаться. Тут произошла маленькая заминка.
— Я, Петр Степанович, когда опубликую работу, напишу, что камеры сооружены
вами, — вставил Персиков, чувствуя, что заминочку надо разрешить.
— О, это не важно... Впрочем, конечно...
И заминочка тотчас разрешилась. С этого времени луч поглотил и Иванова. В то время,
как Персиков, худея и истощаясь, просиживал дни и половину ночей за микроскопом,
Иванов возился в сверкающем от ламп физическом кабинете, комбинируя линзы и зеркала.
Помогал ему механик.
Из Германии, после запроса через комиссариат просвещения, Персикову прислали три