Page 135 - Похождения бравого солдата Швейка

— Да подозрительный какой-то, — ответила на его вопрос бабка. — Я сейчас оттуда —
сидят с ним оба в обнимку, а господин вахмистр гладит его по голове и приговаривает:
«Золотце ты моё, головушка ты моя славянская, шпиончик ты мой ненаглядный!..»
Глубокой ночью жандармское отделение являло собой такую картину: ефрейтор спал,
громко храпя; он растянулся поперёк постели, как был — в полной форме; напротив сидел
вахмистр с остатками контушовки на дне бутылки и обнимал Швейка за шею, слёзы текли по
его загорелому лицу, усы слиплись от контушовки. Он бормотал:
— Ну, признайся — в России такой хорошей контушовки не найти. Скажи, чтобы я мог
спокойно заснуть. Признайся, будь мужчиной!
— Не найти.
Вахмистр навалился на Швейка:
— Утешил ты меня, признался. Так-то вот нужно признаваться на допросе. Уж если
виновен, зачем отрицать?
Он поднялся и, качаясь из стороны в сторону, с пустой бутылкой в руке направился в
свою комнату, бормоча:
— Если б-бы я сразу не поп-пал на п-правильный п-путь, могло бы совсем другое п-
получиться.
Прежде чем свалиться в мундире на постель, он вытащил из письменного стола свой
рапорт и попытался дополнить его следующим материалом: «Ich muss noch dazu beizufugen,
68
das die russische Kontuszowka на основании § 56…»
Он сделал кляксу, слизнул её языком и, глупо улыбаясь, свалился на постель и заснул
мёртвым сном.
К утру жандармский ефрейтор, спавший на кровати у противоположной стены, поднял
такой храп с присвистом, что Швейк проснулся. Он встал, хорошенько потряс ефрейтора и
улёгся опять. Пропели петухи, а когда взошло солнце, бабка Пейзлерка, выспавшись после
ночной беготни, пришла растопить печку. Двери она нашла открытыми, все спали глубоким
сном. Керосиновая лампа в караульном помещении ещё коптила. Бабка подняла тревогу и
стащила ефрейтора и Швейка с кроватей. Ефрейтору она сказала:
— Хоть бы постыдились спать одетым, нешто вы скотина. — А Швейку сделала
замечание, чтобы он застёгивал штаны, когда перед ним женщина.
Наконец она заставила заспанного ефрейтора пойти разбудить вахмистра и сказать ему,
что не дело дрыхнуть так долго.
— Ну и в компанию вы попали; — ворчала бабка, обращаясь к Швейку, пока ефрейтор
будил вахмистра. — Пропойцы один хуже другого. Самих себя готовы пропить. Мне уже
третий год должны за услуги, а стоит только заикнуться, вахмистр грозит: «Молчите,
бабушка, а не то велю вас посадить. Нам доподлинно известно, что ваш сын — браконьер и
господские дрова ворует». Вот и маюсь с ними уже четвёртый год. — Бабка глубоко
вздохнула и продолжала ворчать: — Вахмистра берегитесь пуще всего. Лиса и гадина, каких
мало. Так и ищет, кого бы сцапать и посадить.
Вахмистра еле разбудили. Ефрейтору стоило немалого труда убедить его, что уже утро.
Наконец он продрал глаза, стал их тереть кулаком и с трудом начал воскрешать в
памяти вчерашний вечер. Вдруг ему пришла на ум ужасная мысль, и он испуганно спросил,
мутным взглядом смотря на ефрейтора:
— Сбежал?!
— Боже сохрани, парень честный.
Ефрейтор зашагал по комнате, выглянул в окно, вернулся, оторвал кусок от лежавшей
на столе газеты и скатал из него шарик. Было видно, что он хочет что-то сказать.
Вахмистр неуверенно взглянул на него и наконец, точно желая уяснить, что тот о нём
думает, сказал:

68 Должен присовокупить, что русская контушовка (нем.)