Page 328 - Похождения бравого солдата Швейка
P. 328
Лужицкая. Нечто вроде этого отмочила одна молоденькая девица, так лет шестнадцати: на
уроке танцев она, заливаясь слезами, сказала одному гимназисту, ущипнувшему её за плечо:
«Вы сняли, сударь, пыльцу моей девственности!» Ну ясно, все засмеялись, а мамаша,
присматривавшая за ней, вывела дурёху в коридор в «Беседе» и надавала пинков. Я пришёл,
господин обер-лейтенант, к тому заключению, что деревенские девки всё же откровеннее,
чем изморённые городские барышни, которые ходят на уроки танцев. Когда мы несколько
лет назад стояли лагерем в Мнишеке, я ходил танцевать в «Старый Книн» и ухаживал там за
Карлой Векловой. Но только я ей не очень нравился. Однажды в воскресенье вечером пошёл
я с ней к пруду, и сели мы там на плотину. А когда солнце стало заходить, я спросил, любит
ли она меня. Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, воздух был такой тёплый, все
птицы пели, а она дьявольски захохотала и ответила: «Люблю, как соломину в заднице.
Дурак ты!» И действительно, я был так здорово глуп, что, осмелюсь доложить, господин
обер-лейтенант, до этого, гуляя с ней по полям меж высоких хлебов, где не видела нас ни
единая душа, мы даже ни разу не присели, я только показывал ей эту божью благодать и, как
дурак, разъяснял деревенской девке, что рожь, что пшеница, а что овёс.
И как бы в подтверждение слов Швейка об овсе, где-то впереди послышались голоса
солдат его роты, хором распевавших песню, с которой когда-то чешские полки шли к
Сольферино проливать кровь за Австрию:
А как ноченька пришла,
Овёс вылез из мешка,
Жупайдия, жупайдас,
Нам любая девка даст!
Остальные подхватили:
Даст, даст, как не дать,
Да почему бы ей не дать?
Даст нам по два поцелуя,
Не кобенясь, не балуя.
Жупайдия, жупайдас,
Нам любая девка даст.
Даст, даст, как не дать,
Да почему бы ей не дать?
Потом немцы принялись петь ту же песню по-немецки.
Это была старая солдатская песня. Её, вероятно, на всех языках распевали солдаты ещё
во время наполеоновских войн. Теперь она привольно разливалась по галицийской равнине,
по пыльному шоссе к Турове-Волске, где по обе стороны шоссе до видневшихся далеко-
далеко на юге зелёных холмов нива была истоптана и уничтожена копытами коней и
подошвами тысяч и тысяч тяжёлых солдатских башмаков.
— Раз на манёврах около Писека мы этак же поле разделали, — проронил Швейк,
оглядываясь кругом. — Был там с нами один эрцгерцог. Такой справедливый был барин, что
когда из стратегических соображений проезжал со своим штабом по хлебам, то адъютант тут
же на месте оценивал нанесённый ими ущерб. Один крестьянин, по фамилии Пиха, которого
такой визит ничуть не обрадовал, не взял восемнадцать крон, которые казна ему давала за
потоптанные пять мер поля, захотел, господин обер-лейтенант, судиться и получил за это
восемнадцать месяцев.
Я полагаю, господин обер-лейтенант, что он должен был быть счастлив, что член
царствующего дома навестил его на его земле. Другой, более сознательный крестьянин, одел
бы всех своих девиц в белые платья, как на крёстный ход, дал бы им в руки цветы, расставил