Page 329 - Похождения бравого солдата Швейка

бы по полю, велел бы каждой приветствовать высокопоставленного пана, как это делают в
Индии, где подданные властелина бросаются под ноги слону, чтобы слон их растоптал.
— Что вы там болтаете, Швейк? — окликнул ординарца поручик Лукаш. — Осмелюсь
доложить, господин обер-лейтенант, я имел в виду того слона, который нёс на своей спине
властелина, про которого я читал.
— Если бы вы только всё правильно объясняли… — сказал поручик Лукаш и поскакал
вперёд. Там колонна разорвалась. После отдыха в поезде непривычный поход в полном
снаряжении утомил всех; в плечах ломило, и каждый старался облегчить себе тяжесть
похода, как мог. Солдаты перекладывали винтовки с одного плеча на другое, большинство
уже несло их не на ремне, а на плече, как грабли или вилы. Некоторые думали, что будет
легче, если пойти по канаве или по меже, где почва казалась мягче, чем на пыльном шоссе.
Головы поникли, все страдали от жажды. Несмотря на то что солнце уже зашло, было
душно и жарко, как в полдень, во фляжках не осталось ни капли влаги. Это был первый день
похода, и непривычная обстановка, бывшая как бы прологом к ещё большим мытарствам,
чем дальше, тем сильнее утомляла всех и расслабляла. Солдаты даже перестали петь и
только высчитывали, сколько осталось до Туровы-Волски, где, как они предполагали, будет
ночлег. Некоторые садились на краю канавы и, чтобы прикрыть недозволенный отдых,
расшнуровывали башмаки. Сперва можно было подумать, что у солдата скверно навёрнуты
портянки и он старается перемотать их так, чтобы в походе не натереть ног. Другие
укорачивали или удлиняли ремни на винтовке; третьи развязывали мешок и перекладывали
находящиеся в нём предметы, убеждая самих себя, что делают это для равномерного
распределения груза, дабы лямки мешка не оттягивали то одно, то другое плечо. Когда же к
ним медленно приближался поручик Лукаш, они вставали и докладывали, что у них где-то
жмёт или что-нибудь в этом роде, если до того кадет или взводный, увидев издали кобылу
поручика Лукаша, уже не погнал их вперёд.
Объезжая роту, поручик Лукаш мягко предлагал солдатам встать, так как до Туровы-
Волски осталось километра три и там сделают привал.
Тем временем от постоянной тряски на санитарной двуколке подпоручик Дуб пришёл в
себя, правда, не окончательно, но всё-таки мог уже подняться. Он высунулся из двуколки и
стал что-то кричать людям из штаба роты, которые налегке бодро двигались рядом с ним, так
как все, начиная с Балоуна и кончая Ходоунским, сложили свои мешки на двуколку. Один
лишь Швейк молодцевато шёл вперёд с мешком на спине, с винтовкой по-драгунски на
груди. Он покуривал трубку и напевал:

Шли мы прямо в Яромерь,
Коль не хочешь, так не верь.
Подоспели к ужину…

Больше чем в пятистах шагах от подпоручика Дуба поднимались по дороге клубы
пыли, из которых выплывали фигуры солдат. Подпоручик Дуб, к которому вернулся
энтузиазм, высунулся из двуколки и принялся орать в дорожную пыль:
— Солдаты, ваша почётная задача трудна, вам предстоят тяжёлые походы, лишения,
всевозможные мытарства. Но я твёрдо верю в вашу выносливость и в вашу силу воли.
— Молчал бы, дурень, что ли… — срифмовал Швейк.
Подпоручик Дуб продолжал:
— Для вас, солдаты, нет таких преград, которых вы не могли бы преодолеть. Ещё раз,
солдаты, повторяю, не к лёгкой победе я веду вас! Это будет твёрдый орешек, но вы
справитесь! История впишет ваши имена в свою золотую книгу!
— Смотри, поедешь в Ригу, — опять срифмовал Швейк.
Как бы послушавшись Швейка, подпоручик Дуб, свесивший вниз голову, вдруг начал
блевать в дорожную пыль, а после этого, крикнув ещё раз: «Солдаты, вперёд!» — повалился
на мешок телефониста Ходоунского и проспал до самой Туровы-Волски, где его наконец