Page 379 - Похождения бравого солдата Швейка

В то время как они после каждого глотка проклинали предприимчивого еврея, Швейк
сидел в канцелярии батальона, где не было никого, кроме вольноопределяющегося Марека.
Марек воспользовался задержкой батальона у Золтанца, чтобы впрок описать несколько
победоносных битв, которые, по всей вероятности, совершатся в будущем.
Пока что он делал наброски. До появления Швейка он успел только написать: «Если
перед нашим духовным взором предстанут все герои, участники боёв у деревни N, где бок о
бок с нашим батальоном сражался один из батальонов N-ского полка и другой батальон N-
ского полка, мы увидим, что наш N-ский батальон проявил блестящие стратегические
способности и бесспорно содействовал победе N-ской дивизии, задачей которой являлось
окончательное закрепление нашей позиции на N-ском участке».
— Вот видишь, — сказал Швейк вольноопределяющемуся, — я опять здесь.
— Позволь тебя обнюхать, — ответил растроганный вольноопределяющийся Марек. —
Гм, от тебя действительно воняет тюрьмой.
— По обыкновению, — сказал Швейк, — это было лишь небольшое недоразумение. А
ты что поделываешь?
— Как видишь, — ответил Марек, — запечатлеваю на бумаге геройских защитников
Австрии. Но я никак не могу всё связать воедино. Получаются одни только N. Я
подчёркиваю, что буква № достигла необыкновенного совершенства в настоящем и
достигнет ещё большего в будущем. Кроме моих известных уже способностей, капитан
Сагнер обнаружил у меня необычайный математический талант. Я теперь должен проверять
счета батальона и в настоящий момент пришёл к заключению, что батальон абсолютно
пассивен и ждёт лишь случая, чтобы прийти к какому-нибудь соглашению со своими
русскими кредиторами, так как и после поражения и после победы крадут вовсю. Впрочем,
это не важно. Даже если нас разобьют наголову, — вот здесь документ о нашей победе, ибо
мне как историографу нашего батальона дано почётное задание написать: «Батальон снова
ринулся в атаку на неприятеля, уже считавшего, что победа на его стороне». Нападение
наших солдат и штыковая атака были делом одной минуты. Неприятель в отчаянии бежит,
бросается в собственные окопы, мы колем его немилосердно штыками, так что он в
беспорядке покидает окопы, оставляя в наших руках раненых и нераненых пленных. Это
один из самых славных моментов. Тот, кто после боя останется в живых, отправит домой по
полевой почте письмо: «Всыпали по заднице, дорогая жена! Я здоров. Отняла ли ты от груди
нашего озорника? Только не учи его называть „папой“ чужих, мне это было бы неприятно».
Цензура потом вычеркнет из письма «всыпали по заднице», так как неизвестно, кому
всыпали, это можно понять по-разному, выражено неясно.
— Главное — ясно выражаться, — изрёк Швейк. — В тысяча девятьсот двенадцатом
году в Праге у святого Игнаца служили миссионеры. Был среди них один проповедник, и он
говорил с амвона, что ему, вероятно, на небесах ни с кем не придётся встретиться. На той
вечерней службе присутствовал жестяник Кулишек. После богослужения пришёл он в
трактир и высказался, что тот миссионер, должно быть, здорово набедокурил, если в костёле
на открытой исповеди оглашает, что на небесах он ни с кем не встретится. И зачем только
таких людей пускают на церковную кафедру?! Нужно говорить всегда ясно и вразумительно,
а не обиняками. «У Брейшков» много лет тому назад работал один управляющий. У него
была дурная привычка: возвращаясь с работы навеселе, он всегда заходил в одно ночное
кафе и там чокался с незнакомыми посетителями; при этим он приговаривал: «Мы на вас, вы
на нас…» За это однажды он получил от одного вполне приличного господина из Иглавы
вполне приличную зуботычину. Когда утром выметали его зубы, хозяин кафе позвал свою
дочку, ученицу пятого класса, и спросил её, сколько зубов у взрослого человека. Она этого
не знала, так он вышиб ей два зуба, а на третий день получил от управляющего письмо. Тот
извинялся за доставленные неприятности: он, мол, не хотел сказать никакой грубости,
публика его не поняла, потому что «мы на вас, вы на нас», собственно, означает: «Мы на вас,
вы на нас не должны сердиться». Кто любит говорить двусмысленности, сначала должен их
обдумать. Откровенный человек, у которого что на уме, то и на языке, редко получает по