Page 25 - Весенние перевертыши
P. 25

все оттого, что Наталья Гончарова, жена Пушкина, носила модную для тех лет прическу с
               локончиками.
                     А  вдруг  да…  Дюшка  задохнулся  от  догадки.  Вдруг  да  Наталья  Гончарова  и  Римка
               Братенева!.. И очень даже просто, Левка Гайзер все объяснил: атомы случайно сложились в
               Римке точно так, как прежде лежали в жене Пушкина. Родилась девчонка, никому и в голову
               не пришло, что она уже однажды рождалась. По ошибке ее назвали Римкой. И сама Римка
               ничего не знает, только Дюшка нечаянно открыл сейчас ее секрет…
                     Левка Гайзер неизвестно еще появится ли, а Наталья Гончарова появилась… И где? В
               поселке Куделино! С Дюшкой рядом!
                     Растекался над сумеречным поселком зеленый закат. Тихо и пустынно на улице Жан–
               Поля  Марата.  Недружный  крик  лягушек  не  нарушает  тишину.  И  покой,  и  удивление,  и
               почтительный страх, и восторг Дюшки перед миром. Знакомый мир опять перевернулся  —
               неожиданной стороной, дух захватывает.
                     И в этом вывернутом, неожиданном мире неожиданно возникла перед Дюшкой вовсе
               не  странная,  а  надоевше–знакомая  фигура  Кольки  Лыскова.  В  мятой  кепчонке,  широкая
               улыбочка  морщит  обезьянье  личико,  открывает  неровные  зубы,  ноги  не  стоят  на  месте,
               выплясывают.
                     — Дюшка! Хи–хи! Здравствуй… Гуляешь, Дюшка?
                     — Чего тебе, макака?
                     — А ничего, Дюшка. Мне — ничего… Хи–хи! Кто это, думаю, идет? А это он, сам по
               себе… без портфельчика. Где портфельчик, Дюшка? Хи–хи! Ты же с ним не расставался…
                     Колька Лысков с ужимочкой оглянулся через плечо, и Дюшка увидел Саньку.
                     Тот  стоял  в  стороне  —  угловато–широкий,  ноги  расставлены,  руки  в  карманах,
               остановившиеся глаза, твердый нос — Санька Ераха, мешающий жить на свете.
                     Он  не  двигался,  он  не  спешил.  А  на  болотах  за  домами  упрямо  картавили  самые
               неуемные  лягушачьи  певцы,  прокрадывались  по  улице  застенчивые  сумерки,  обжитым
               теплом светились окна домов, и над Санькиной головой в не помрачневшем еще небе висели
               две–три бледные, невызревшие звезды. В самом центре вечно неожиданного мира, где бак
               водокачки  связан  с  пионерами,  бесконечность  с  новой  жизнью,  Наталья  Гончарова  с
               Братеневой  Римкой,  в  самом  центре,  закрывая  мир  собой,  —  Санька.  И  за  ту  короткую
               минуту,  пока  Санька  медлил,  а  Колька  Лысков  выплясывал,  Дюшка  еще  раз  пережил
               открытие.
                     В его ли мире живет Санька? Он же знать не знает, что бледные звезды над его головой
               — далекие солнца с планетами, для  него нет бесконечной Вселенной, не подозревает, что
               лягушка  может  заставить  человека  носить  кирпич  в  школьном  портфеле.  Санька  живет
               рядом с Дюшкой, но вокруг Саньки все не так, как вокруг Дюшки, — другой мир, нисколько
               не похожий. Сейчас Санька шагнет… в Дюшкин мир.
                     Сучащий ногами Колька Лысков отбежал в сторону:
                     — Санька, он налегке сегодня, он без портфельчика! Слышал, Санька, он спрашивает:
               чего тебе?.. Хи–хи! Скажи ему, Санька, чтоб понял. Хи–хи!
                     Санька, не вынимая рук из карманов, шагнул на Дюшку, произнес с сипотцой:
                     — Ну!
                     — Чего — ну!
                     — А ничего — встретились. Не рад?
                     Они встретились, Санька вплотную к Дюшке, незваный гость из другого мира: круглые
               застывшие глаза, мертвый нос, тяжелое дыхание в лицо.
                     Кирпич лежал  дома под лестницей. Не мог же Дюшка выйти вечером на прогулку  с
               портфелем. Пуста улица, в домах мирно горят окна.
                     — Рад или не рад, спрашиваю?
                     — Днем–то боялся наскочить на меня.
                     Колька Лысков, держась в стороне, ответил за Саньку:
                     — Хитер бобер! Днем–то ты кирпич в портфельчике носишь. Зна–а–ем!
   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29   30