Page 6 - Весенние перевертыши

— Бери веревочку! Где лягуха?
Кричит лягушачье болото, молчат ребята. У Миньки перекошено лицо — от страха, от
брезгливости. Куда Миньке деться от Саньки? Если Санька заставит Миньку…
И Дюшка сказал:
— Не тронь человека!
Сказал и впился взглядом в болотные глаза.
Кричит вперелив лягушачье болото. Крик слепых. У Саньки в вязкой зелени глаз
стерегущий зрачок, нос помертвевший и на щеках, на плоском подбородке стали расцветать
пятна. Петька Горюнов почтительно отступил подальше, у Кольки Лыскова на старушечьем
личике изумленная радость — обострилась каждая морщинка, каждая складочка: «Ну–у, что
будет!»
— Не тронь его, сволочь!
— Ты… свихнулся? — У Саньки даже голос осел.
— Бросай сам!
— А в морду?..
— Скотина! Палач! Плевал я на тебя!
Для убедительности Дюшка и в самом деле плюнул в сторону Саньки.
Жестко округлив нечистые зеленые глаза, опустив плечи, отведя от тела руки, шапкой
вперед, Санька двинулся на Дюшку, бережно перенося каждую ногу, словно пробуя
прочность земли. Дюшка быстро нагнулся, выковырнул из–под ног кирпич. Кирпич был
тяжел — так долго лежал в сырости, что насквозь пропитался водой. И Санька, очередной
раз попробовав ногой прочность земли, озадаченно остановился.
— Ну?.. — сказал Дюшка. — Давай!
И подался телом в сторону Саньки. Санька завороженно и уважительно смотрел на
кирпич. Клокотал и скрежетал воздух от лягушачьих голосов. Не дыша стояли в стороне
ребята, и Колька Лысков обмирал в счастливом восторге: «Ну–у, будет!» Кирпич был
надежно тяжел.
Санька неловко, словно весь стал деревянным — вот–вот заскрипит, — повернулся
спиной к Дюшке, все той же ощупывающей походочкой двинулся на Миньку. И Минька
втянул свою большую голову в узкие плечи.
— Бери веревочку! Ну!
— Минька! Пусть он тронет тебя! — крикнул Дюшка и, навешивая кирпич, шагнул
вперед.
Колька Лысков отскочил в сторону, но счастливое выражение на съеженной
физиономии не исчезло, наоборот, стало еще сильней: «Что будет!»
— Бери, гад, веревочку!
— Минька, сюда! Пусть только заденет!
Минька не двигался, вжимал голову в плечи, глядел в землю. Санька нависал над ним,
шевелил руками, поеживался спиной, однако Миньку не трогал.
Картаво кричало лягушачье болото.
— Минька, пошли отсюда!
Минька вжимал в плечи голову, смотрел в землю.
— Минька, да что же ты? — Голос Дюшки расстроенно зазвенел.
Минька не пошевелился.
— Ты трус, Минька!
Молчал Минька, молчали ребята, передергивал спиной Санька, кричало болото.
— Оставайся! Так тебе и надо!
Сжимая в руке тяжелый кирпич, Дюшка боком, оступаясь на кочках, двинулся прочь.

По улице, прогибая ее, шли тяжкие лесовозы, заляпанные едкой весенней грязью. Они,
должно быть, целый день пробивались из соседних лесопунктов по размытым дорогам,
тащили на себе свежие, налитые соком еловые и сосновые кряжи. Они привезли из леса